Макушка лета  выдалась  небывало жаркой и здесь, в Руашире, и ближе к полудню город и  порт погружались в сонное оцепенение. Солнце палило нещадно с выгоревшего до белизны небосвода, даже ветер не приносил облегчения, путался среди бесчисленных мачт, застревал в свернутых парусах и засыпал, не добравшись до палуб и причалов. Потому работы в порту и начинались задолго до рассвета.
«Левиафан» завершил свою миссию, начавшуюся как скорбную, а закончившуюся донельзя странно. В Олдене капитан Лавей вместе с мистером Харрисом лично сопроводила пиратского барона на берег – к  немалому облегчению всей команды.  Бунт капитан и квартирмейстер задавили в зародыше, но недовольство присутствием на борту «мертвяка» никуда не делось, пусть и вслух пираты высказываться более не рисковали.
Вопреки извечной своей любознательности лекарь даже не стал навязываться  в сопровождающие. Удовольствовался своей ролью врача, еще раз сделал Флинту перевязку  и, тем более,  не рискнул подслушивать и подсматривать.  В таких случаях у него  теперь  начинали зудеть шрамы на спине, напоминая о том, что все имеет свою цену. И любопытство – тоже. Вот не хотел он знать, что же на самом деле случилось с Флинтом, и почему он выжил. Хотя не должен был.  То есть, конечно, хотел. Но приставать с расспросами  и высказывать свое мнение больше того, что уже сказал – не стал. Пусть это случится само собой, между делом и при благоприятных обстоятельствах.
На память матросам остался здоровенный деревянный ларь, а лично Мордреду – ворох окровавленных тряпок. Со стиркой пришлось подождать до выхода в открытое море. Благо, Линч еще на Сент-Массоне откопал-таки среди своих записей рецепт «мыла моряков». Оно  в самом деле отлично пенилось и отстирывало  в морской воде.  Однако покупать кокосовое масло в тех количествах, чтобы получившегося мыла хватило для стирки,  оказалось дороговато. Мордред поэкспериментировал и вполне удовлетворился результатом, затем преподнес капитану несколько кусков в качестве подарка, кусок оставил себе и еще припрятал   парочку про запас. До случая пополнить запасы в Кадамире, где выращивали  кокосовые орехи и торговали ими,  копрой и собственно, маслом и где оно должно было стоить гораздо дешевле.
Из Олдена «Левиафан» отправился в Неаль и там должен был задержаться на несколько дней. Капитан планировала пополнить запасы провианта и пресной воды, команду отпустили на берег.   Мордред же с рассвета возился  на камбузе. Джок хоть и признавал за лекарем определенный поварской талант и умение из ничего состряпать нечто съедобное не только на первый, но и на второй укус, считал, что на одном камбузе двум хозяевам не бывать,  и не забывал «присматривать» за тем, что творил в котле лекарь. Тем более, что Мордред периодически пользовался камбузом для варки своих мазей и Джок хотел быть уверенным, что в котле кипит именно похлебка, а не средство от лишая. Случались... накладочки. Один раз. Да и то, пострадавшим себя посчитал лекарь. Перетопленный чистейший говяжий жир с  тимьяном, мятой, отваром валерианы и ромашки, случайно выплеснутый Джоком в общий котел, по его мнению,  пошел супу только на пользу. Во всяком случае, никто из команды не жаловался, и  похлебку выхлебали за милую душу.     
Покончив с готовкой, отловив юнгу и приставив его к чистке котлов, Линч составил перечень необходимых снадобий, которые следовало прикупить, и отправился к капитану, чтобы предупредить об отлучке, обговорить сумму, ну, и выяснить степень нынешнего к нему доверия. В смысле, отпустят его с золотом на берег одного или придадут сопровождающего, охранника и конвоира в одном лице.
Список снова был порядочный. При нападении на Сент-Массон сам «Левиафан» и его команда не пострадали, а вот на берегу творился ад кромешный. Линч, давший клятву Гильдии, не мог остаться в стороне. И пока он, не покладая рук,    старался хоть как-то облегчить страдания раненых и обгоревших при пожарах, то меньше всего думал, что расходует лекарства, предназначенные для матросов «Левиафана». Тогда ни капитану, ни старпому об этом он не сообщил, не до того было, потом завертелась история с ожившим Флинтом, а теперь Мордред готовился к возможной расплате. Впрочем, он легкомысленно считал, что в худшем случае ему придется возместить убытки из своей доли. Правда, это означало угодить в долговую кабалу, но он все равно не собирался в ближайшее время бросать работу на «Левиафане».
Мастер Харрис отбыл на берег по корабельным делам, а капитан находилась в своей каюте. Линч вежливо постучал, осведомился, можно ли зайти и, получив разрешение, вошел.
- Доброе утро, капитан. Мне нужно ваше разрешение, чтобы отправиться на берег.  У меня заканчиваются некоторые снадобья, - он положил на стол исчерканный его почти нечитаемым почерком листок, - Я знаю, что закупал их совсем недавно, но после нападения дортонского флота на острове было много тяжелораненых и я истратил почти все запасы «Левиафана».

Вопрос с  истраченными лекарствами решается как бы мимоходом и без последствий для Мордреда, чему тот очень рад. Взамен капитан просит об услуге, но это услуга из тех, какие любознательный лекарь готов оказывать в любое время. Конечно же, он наслышан о таинственном трактате, а старший помощник как-то обмолвился вскользь, что книга принадлежала матушке капитана, ведьме не из последних. А тут такой случай заглянуть в нее.
- Позвольте взглянуть? – Линч, не отрывая жадного взгляда от разворота гримуара, нашаривает позади себя табурет, подтягивает его поближе,  садится и моментально с головой уходит в загадочный мир рецептов и формул, вчитывается в мелкий витиеватый почерк.
Чтобы там не говорила Анна, разобрать текст оказывается не так просто. Еще и потому, что над названиями компонентов приходится поломать голову. Вот, к примеру, «одурь-трава». Что это за растение? А какая разница между «бешеной ягодой» и «бешеной травой»? Понятно, что растения имеются в виду разные. Что-то такое вертится в голове, но ошибиться никак нельзя. Обычное съедобное или лекарственное растение так не назовут.
- Я сейчас вернусь, - говорит Линч, - мне неизвестны некоторые упоминающиеся здесь названия и я хочу посмотреть, не записал ли я их раньше.
В медицинских трактатах по траволечению использовали только научные названия растений, известные узкому кругу посвященных,  и сейчас лекарь в очередной раз мысленно похвалил себя за предусмотрительность. Бродячая жизнь быстро учит не задирать нос, а внимательно смотреть по сторонам и прислушиваться к тому, что говорят вокруг. Мордреду просто было интересно, как называют одни и те же растения на севере и юге, востоке и западе. Разве не забавно, что засахаренный «ирный корень», столь ценящийся в Кадамире как экзотическое лакомство – самый обыкновенный аир, которым в Вустерлинге зарастают болота.   
Для того, чтобы спуститься в трюм и вернуться обратно уже с записями, ему потребовалось совсем немного времени. Линч увлеченно зашуршал своими драгоценными листочками. Не менее драгоценными для него, чем ведьмовская книга – для Анны. Для кого другого это была кипа разрозненных заметок, но сам лекарь ориентировался в них безошибочно.
Белая гладкая бумага стоила дорого, пергамент – еще дороже и Линч покупал шершавую толстую желтоватую бумагу с отслаивающимися волоконцами, щепочками и нитками. Получалось дешевле, а если нарезать на восьмушки и писать меленько и убористо – вовсе экономно. Чернилами на такой бумаге  писать было непросто, перо цеплялось за неровности, брызгалось, оставляло кляксы или даже ломалось, а вот тонко очиненным угольком  – очень даже удобно. Потом он переписывал самое важное набело, уже на хорошую бумагу, но масса записок так и оставалась набросана полустершимся углем или палочками из черного свинца*.
- Ага! – обрадованно воскликнул он, - Нашел. Вот. «Бешеная ягода» - это красавка, а «бешеная трава» - белена. Тогда… - он забирает свой список обратно и быстро принимается писать, бормоча про себя:
- Сок плодов дурмана один гран, сок белладонны два грана… сок белены полтора грана, настой болиголова, хмм… четыре грана,  настойка аконита – один гран… смешать с растопленным медвежьим и барсучьим жиром, взятых в равных долях…
Он поднимает голову и смотрит на Анну с некоторым подозрением.
- Капитан, вы точно не собираетесь никого травить? Каждый из этих ингредиентов смертельно ядовит и вызывает галлюцинации. Видения, - привычно поправился он, - А к чему  здесь любисток? – Мордред в задумчивости наматывал на палец падающую на лицо  прядь волос, - Любисток, любисток… - лицо его светлеет, - Свежий сельдерей и любисток полезно есть при ночных судорогах.  А все эти травы как раз и вызывают судороги.
Закончив переписывать составляющие снадобья, он поднимает голову и безапелляционно заявляет:
-  Если вы собираетесь опробовать это зелье на себе, то только в моем присутствии. Если вы от опиума чуть не умерли, от этой адской смеси с вами что угодно случиться может. А здесь еще и доза указана приблизительно. Ваша матушка рассчитывала ее для себя, а не для кого другого.

*одно из названий графита

- Я еще при первом знакомстве сказал, что вам со мной очень повезло, капитан. Лекарю гильдии купить у аптекаря  все необходимое и даже больше трудности не составит. Все эти травы  в очень малых дозах применяются в лечении некоторых болезней, а все сколько-нибудь успешные  практикующие врачи  не занимаются сами заготовкой необходимых ингредиентов. 
«Успешные» здесь означало не столько имеющие обширную практику, сколько берущие за лечение куда больше, чем пару грошей. Мордред не уставал благодарить собственную въедливость и любознательность, заставлявшую его рыскать по лесам и лугам в поисках нужных трав даже во времена денежного благополучия. Как пригодились навыки тогда, когда пришлось  полагаться только на себя и свои познания в ботанике.
На слова капитана он выразительно приподнимает брови, недоверчиво хмыкает. А чего он ждал от пирата?  Сама мысль о том, чтобы опробовать смертельное зелье на постороннем человеке не вызывает у него укоров совести. Давно уже не вызывает.
-  Осталось только найти того, у кого есть капелька магических сил и кого будет… кхм… не очень жалко в случае неудачного эксперимента. Лично у  меня нет ни малейших способностей к колдовству!
Он склоняет голову набок, внимательно всматривается в лицо Анны. Капитан отлично владеет собой, но тень волнения все же проскальзывает в выражении глаз. Линч вспоминает грубые шрамы у нее на спине. Только прислуживала?  Впрочем, это те чужие секреты, которые лучше не знать – целее будешь. На пиратском острове он слыхал немало историй о капитане Анне Лавэй.
- Возможности человеческого тела до сих пор не изучены до конца. Человек таит в себе множество тайн и загадок,  - тянет лекарь и непонятно, относится это к ядам или к внезапному откровению Анны, - Вас тоже приучали к ядам? Если да, то это может стать еще одной проблемой. Насколько я понимаю, чтобы добиться транса, нужно  этой мази самую малость меньше, чем  чтобы отравиться.   
- К растительным ядам возможно выработать устойчивость, - точно так же медленно, словно снимая каждое слово с полочки и тщательно его взвешивая, произносит Линч, - Не скажу за гладиаторов, а среди аристократов встречаются такие, кто принимал сам и заставлял принимать членов семьи крохотные дозы яда. Часто помогало избежать отравления, иногда – вымирали целые семьи, если врач ошибался с дозой в пилюле, случайно или намеренно.
Он провожает гримуар тоскливым взглядом влюбленного, расстающегося с предметом своих воздыханий. Но приятная тяжесть кошеля несколько сглаживает горечь расставания. На лицо лекаря возвращается привычная  лукавая полуухмылка.
- Вы пойдете со мной, капитан? Недалеко от порта мэтр Робер держит   неплохую аптекарскую лавку.