Нат
Очень плохой дядя и нелюбитель шуток, по всем вопросам
ICQ: 562421543
Нина
Кадамирская стерва, по вопросам дортонского сюжета
Skype: marqueese_
Анна
Суровый капитан Левиафана, по вопросам пиратского сюжета
VK: /monlia
Эдмур
Одинокий рыцарь, по вопросам дортонского сюжета
VK: /moralrat
Аликс
Девушка-загадка, по любым вопросам.
VK: /imlemon
11 КАНТЛОС - 10 САМИОНОС 844 ГОДА 4x01 Союз двух сердецFREYA WHISTLER
4x02 4x02 Hold the GATES! Edmure Harte

Благодаря усилиям лейфордской и кадамирской армии дракона удается прогнать с кровоточащей земли Дортона. Наступает долгожданный мир. Стефан заключает ряд договоров с мятежными графствами, в том числе с Руаширом, соглашаясь на брак Леонарда Мориа со своей сестрой принцессой Фреей. Он и не подозревает, что главная опасность его самодержавию стоит от него по правую руку. Между тем на Острове Сокровищ пираты находят то, что может полностью перевернуть ход истории...
06.11 Внимание! Важное объявление!
28.06 Делайте ваши ставки, господа! Первое казино в Дортоне ждет своих гостей!
25.06 Прими участие в лотерее и конкурсе!
17.06 Обновился сюжет! После удалений освобождено 6 графств!
31.05 Сегодня последний день переклички! Успейте написать пост!!!
Вверх страницы
Вниз страницы

DORTON. Dragon Dawn

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » DORTON. Dragon Dawn » ИСТОРИИ МИНУВШИХ ЛЕТ » Табу


Табу

Сообщений 1 страница 22 из 22

1

http://sg.uploads.ru/IizC9.gif

Время и местоконец элембриуоса, Скёльдхалл

Действующие лицаДария, Рейнир

ИсторияСоюз между Вустерлингом и кланом Хальфльот заключен. По законам лоулендеров Рейнир Кровавый и Дария Харт - связаны узами брака, но что скажут на это Асы?
Кому - священный обряд, другому - изнурительная пытка.
Кому - множественные гематомы, другому - отбивая.

+3

2

Удивительно, но разговор с этим странным – кажется, все же опасным, но вовсе не пугающим и не жутким - человеком, с Кайлеви, немного утешил его. То, каким было его лицо в те секунды, когда Дария зачитывала ему любимые свои строки из Книги Света… кажется, в глубине его есть что-то, что позволило ему услышать слово Творца, а это значит, что именно этот человек может прийти к свету; возможно, ему понадобится очень много времени, но Дарии казалось, что сегодня она заронила в нем зерно сомнений и новых идей.
Мысль была приятная, но, что важнее, она отвлекала от других мыслей, болезненных и страшных. И мерное чтение Книги Света, и отвлеченная беседа не смогли сделать этого, а взгляд Сурмы, что он подарил девушке на прощание – смог; обманом, быть может, льстящей ей фантазией, но так ли оно важно сейчас? Главное, что на несколько часов, совсем немного, но ей все же стало лучше; разве это не милость, что ниспослал ей Творец в утешение в эти минуты?
Следующие часы проходят без происшествий. Дария беседует со своими спутницами, они спокойно ужинают; в этот раз ей уже не становится дурно, должно быть, все дело днем и в самом деле было лишь в порченном яблоке. Ужин проходит спокойно, а неприглядный пейзаж за окном скрывается за густым молочным туманом. Сумрак быстро погружает женщин в темноту, и тихий разговор мерно сменяется дремой. Просыпается она лишь во время резкого толчка; повозка остановилась, а сквозь окна на потолке заплясали отблески – то ли факелов, то ли заката.
-Мы приехали, леди Дария.
– это Олив шепчет, отодвинув ткань, прикрывавшую одно из окошек. И мнимое то умиротворение, что ощущалось только что внутри, растворилось; Дария нервно, торопливо передвигается на сиденье с тем, чтобы самой выглянуть наружу – так, чтобы ее не заметили; от увиденной картины сердце упало вниз.
Поселение выглядело убогим; обычная деревня на Северном тракте казалась Дарии чище и благополучней. Отдельные строения, приземистые и безглазые, и одно вдали – больше остальных, вытянутое, но все равно кажущееся незначительным в сравнении не то, что со Снегопадом, но даже с Теплым очагом. Как здесь… мрачно! Должно быть в солнечную погоду, горы могли составить красивый пейзаж, хоть как-то скрасив местную неустроенность и суровость, но сейчас и этого не было.
К повозке двинулась одна из фигур, спешившийся всадник. Когда он сделал несколько шагов по направлению к ним, Дария поняла это и отшатнулась внутрь, будто бы даже взгляд его мог причинить ей вред. Она вцепляется в ладони Нэн и Олив; одну держит за левую руку, другую за правую, составляя тем странный треугольник. Ей хочется зарыдать от ужаса под напором волны ужаса и боли, что нахлынул на нее в мгновение ока, челюсти сводит судорогой, но все же она сдерживается.
Когда она в последний раз видела своего мужа, он ее убивал – взглядом и прикосновениями. Она не обсуждала произошедшего ни с кем, но, когда утром пришла в себя, вокруг нее хлопотали служанки, и взгляд у Нэн был таким… таким… он разбивал сердце. Но то, что муж может делать со своей женой – это женское таинство; о таком не говорят, как бы много боли не скрывалось за дверьми супружеской спальни. Дария всхлипывает раз, второй, но все же не позволяет себе заплакать.
Она, быть может, лишилась семьи, друзей, покровителей – но все еще должна усердно служить Творцу и проходить ниспосланные им испытания с честью и в чистоте.
-Помолимся. Нам всем нужно помолиться. –
она сжимает пальцы служанок с такой силой, что ей самой становится больно. Она так хотела, чтобы ей больше не приходилось видеть этого человека… человека ли? То, что казалось в нем неотесанной грубостью, на проверку оказалось звериной жестокостью, а сам он более не вызывал ни слабого любопытства, ни осторожного, сдержанного опасения, как раньше – лишь страх в смеси с ненавистью и отвращением. Что ей делать? Как ей уничтожить его?
На поясе давно уже закреплен кинжал, что подарил ей брат; но что от него толку? Вероятно, Рейнир убьет ее раньше, чем у Дарии возникнет возможность его использовать. От этой мысли она прерывает молитву таким же резким порывом, каким ее начала, и не дожидаясь ничьей помощи, выскакивает из повозки наружу; раньше бы она всегда ждала б, пока конюх или спутник подадут ей руку. Воздух на улице холодный, от его свежести кружит голову, но это к лучшему. Не будет она ждать внутри, как испуганный ребенок, и не позволит ему думать, что он ее сломал... даже если это и вправду так.

+5

3

- У лоулендеров все девки хилые и страшные. Но тебя на них так и тянет! – харкнул Вигге в сторону, подталкивая своего засыпающего на ходу рыжего мерина.
Шагавший рядом Серый вел себя покойно – даже эту на редкость взбалмошную скотину утомила дорога. Рейнир устроился в седле расслабленно, перекинув ногу через холку коня и упираясь в колено локтем руки, в которой держал повод. Он привык проводить верхом дни и ночи без отдыха, спать в седле, справлять малую нужду, не спешиваясь, но вынести гундеж своего щитника на протяжении целого дня был не в состоянии. Голова скайгордца и так пухла от мыслей о сделанном и о том, что только предстояло сделать.
Меж тем, Вигге останавливаться не собирался, не раздосадованный молчанием херсира и отсутствием какой-либо реакции на свои слова.
- Признайся. Ты ее потому и запер в повозке, чтобы люд не пугать…
- Закрой уже рот, - осек его Рейнир оскалившись в усмешке, но лицо его быстро потускнело снова. Может быть, Рейнир и правду не хотел, чтобы Дария лишний раз казала нос из своей повозки, но по иным причинам, не касающимся ее внешности. Не красивой ее назвать язык не поворачивался.
Полная луна горела на темно-синем небе огромным белым диском, освещая дорогу путникам. Округа приобретала близкие душе красоты гористой местности; по обе стороны движущейся колонны возвышались старые, как мир, сосны, наполняя легкие насыщенным хвойным воздухом. Родные места приободрили коней, они ускорили шаг без веления седоков, желая поскорее дойти до дома, мечтая о сене и отдыхе.
Скайгордец обернулся на повозку, в которой всю дорогу скрывалась Дария вместе с двумя служанками – их было позволено взять с собой. Он не видел свою невесту с первой брачной ночи. Тогда он оставил ее распотрошенную лежать на кровати, оторвав перед уходом лоскут девичьей сорочки, чтобы перевязать свою окровавленную руку, проткнутую ножом так ловко. Рейнир не привык жалеть о совершенных поступках, и в этот раз не изменял своим привычкам, но отчего-то в груди саднило. Там было столько пустоты, что не протолкнуться.
Вскоре луну и все окружающее пространство проглотил туман, стало тихо. Скайгордцы много раз проходили друидский барьер – голубоватую дымку, способную заставить плутать всякого лоулендера, вселять в него ужас и страх, не дать выбраться, но безвредную для сынов и дочерей вольного народа. Вустерлингские лошади в упряжи заволновались, но, встав в хвост скайгордским собратьям, зашагали спокойнее. Туман рассеялся также внезапно, как и сгустился. Путники оказались перед деревянными воротами, послышались голоса скельдхалльцев. Рейнир пнул коня в бока, въехал в поселение на рысях. Невзирая на поздний час, встречающих отряд ярла и его сына было не мало, но, в основном, все мужчины: женщины остались с детьми по домам. Кровавый остановился, но не спешился, его тут же окружили соплеменники, приветствуя и с ходу пытая вопросами. Но были и те, кто молчали, глядя на херсира, как на предателя. Рианнон вернулась в поселение гораздо раньше брата и отца, посему скайгордцы клана Хальфльот знали о мирном договоре с Вустерлингом, о свадьбе, и о страшном условии, которое было выдвинуто графом: принятие ложного дортонского бога.
- Скельдхалл! Мы прошли долгий путь, заслужили покой и отдых. Но скоро мед и кровь будут литься рекой, ибо близок час моей свадьбы. Завтра, я представлю вам свою невесту. Теперь расходитесь!
Мужчина спешился и передал повод жеребца в руки трэлу. Прежде, чем тот ушел, воин отдал ему несколько указаний, потом направился в сторону повозки. Не ожидал он, что на встречу ему выйдет Дария, гордо подняв аккуратную головку и выпрямив худые плечи. Кровавый отмел мысли о том, как хотелось ему раскрошить эту головку и эти плечи. Рейнир остановился перед ней в одном шаге, чувствуя, как на них обоих смотрит добрая дюжина пар глаз. Если бы не ночь и полутьма, собралось бы все поселение, чтобы поглядеть на лоулендерскую неженку.
Мимо прошли несколько трэлов, нагруженные вещами, что Харт привезла с собой. Из повозки выглянула одна из служанок, Рейнир жестом показал ей следовать за собой.
- Идем, - холодным тоном сказал мужчина девушке, беспристрастно глядя ей в глаза, после чего повернулся и пошел по выложенной камнем дорожке.
Он шел своим привычным шагом – широко и уверенно, поэтому те, кто так и не отправился восвояси, только и успевали расступаться. На Дарию же глядели во все глаза, одна старуха успела протянуть руку, чтобы потрогать ткань платья девчонки. Рейнир подгонял Харт, раздраженный слишком пристальным вниманием к ним обоим. С горечью он осознал, что теперь так будет продолжаться до тех пор, пока клан не примет сестру графа как одну из своих. Мыслт о том, что это вообще когда-либо произойдет окончательно отравляла его ум.
В бражном зале Рейнир и эйнхерий Арвид поздоровались коротким медвежьим объятием. Дортонка из четы Харт не осталась не замеченной, но Кровавый ответил, что на все вопросы об мирном договоре ответил завтра на совете.
Один из больших столов  взале уже во всю обставляли глубокими блюдами и кувшинами. Отряд Ульвальда и Рейнира скоро должен был прийти, чтобы насыться вдоволь перед сном, но сам ярл предпочел сразу уйти к себе. На поздний ужин были поданы ячменная каша с вяленой бараниной, грибной суп, лепешки, козий сыр, молоко и медовуха. Трэл, что забрал у херсира лошадь, накрывал отдельный стол в углу. Рейнир проводил к нему Дарию и ее слуг, усадил девушку бесцеремонно, хотя при любой возможности старался избегать касаться ее.
- Для тебя приготовлена комната. Твои женщины пойдут спать к остальным слугам.
Мужчина склонился к Дарии, опираясь здоровой и перемотанной ладонями в стол по обе стоны от сидящей девушки, зарычал ей на ухо жестко:
- Я слышал, что ты не соблюдала пост. Теперь ешь вдоволь, Дария Харт. Завтра ты не будешь есть ничего.
Он оставил их и ушел за общий стол. Голод мучил его уже несколько часов, но один только взгляд в сторону своей невесты отбивал у него всякое желание есть. Наскоро наполнив брюхо, скайгордец попрощался с товарищами и поспешил на свежий воздух. Еще несколько минут, и он уже стоял на пороге одного из домов. Скайгородка открыла дверь скоро, будто ждала его прихода. Рейнир молча шагнул было за порог, но Свандис остановила его на миг:
- Скоро у тебя свадьба, Кровавый. Это в последний раз.
- В последний раз.

Отредактировано Reynir Blóðøx (30.10.2017 23:13:26)

+3

4

Она хочет совсем как в детстве, когда в Теплый Очаг прибывали незнакомые люди – вжаться головой в теплый, мягкий бок Нэн и выглядывать из-за вороха ее юбок, будучи уверенной, что она в безопасности и покое. Она хочет совсем как в детстве – спрятаться в случае, если дворовые мальчишки находили их убежище во время диких, громких, бурных игр во Вдовьем лесу, за спиной брата и быть уверенной, что ее никто не обидит. Она хочет совсем как в детстве – прибежать, босоногой, в мамину кровать, забраться ей под бок, и знать, кто никто не прогонит ее в обратный путь по длинному темному коридору, ведь она босая и может простудиться.
Теперь уже никто не разгонит зловещие тени, столпившиеся у детской кровати. Никто не защитит ее от монстра, что живет в темном углу. У Дарии Харт осталась лишь она сама, и только она сама может защитить себя. Эта мысль заставляет девушку держать голову высоко и скрывать дрожь, что до боли пробирается под кожу, стоит только ей найти взглядом… нет, мужем его называть не в ее силах – даже в мыслях. И человеком тоже. И мужчиной – ни один мужчина, способный измываться над тем, кто заведомо слабее его, не достоин этого звания. Нелюдь. Мразь. Животное. И она не будет дрожать пред ним. И не покажет свой страх – даже если страх этот переполнил сердечко и поселился внутри навсегда.
И все они ему под стать – важно не забывать это. Такие же недочеловеки, такие же… находят удовольствие в боли, нет в них места для Творца и милостей его, нет в них ничего, за что их можно было уважать и любить – как уважала и любила Дария всех тех, кто окружал ее в предыдущие годы ее жизни, что казались сейчас далекой прекрасной мечтой. Для них у нее все то же, что и для этого – отвращение, презрение, ненависть. И пусть только кто-то посмеет заявить ей, что она судит поспешно и несправедливо, Рейнир доказал ей всю их мерзкую скайгородскую суть в ту ночь, а большего ей и не требовалось уже.
И идет она – уверенно, стараясь не глядеть по сторонам. Пусть не думают, что она их боится, или ей интересно; разве что, когда какая-то старуха тянет к ней руку, Дария делает вид, что замечает этих, кто на нее пялится, вокруг – поспешным жестом одергивает полу платья. В конце концов, ее платье, даже после столь долгой и непростой дороги, куда чище рук этой старой ведьмы. И подгонять ее он мог сколь угодно – Дария шла ровно с той скоростью, с которой позволяло ей идти платье с широкими его юбками и длинными полами. Он не мужчина. Он не человек. Его слова не стоят и ломанного гроша. Дария повторяет это раз за разом, с молитвенным усердием, и слова отдаются внутри металлическим привкусом. Ждать от него добра не стоит, Рейнир уже доказал, что в нем этого нет, а значит – не стоит и пытаться идти ему на встречу. Ежели усилия не принесут плодов из-за скудности земли, к коей их прилагают – не стоит и пробовать тратить бесценные усилия и семена, что дадут богатый урожай в иных условиях.
-И этот хлев – бражный зал? Не зря говорят, что люди эти ближе к свиньям.
– она шепчет это на ухо Олив, больше стараясь придать уверенности себе, чем насмешить ту. Каждое прикосновение Рейнира отзывалось болью, ниже живота у нее все еще жил пронзительно горячий ком, но Дария делает вид, что ей вовсе нет дела до этих касаний.
-Я не грешила в последнее время, чтобы держать пост. – она смотрит на стол. Еда здесь неаппетитна и скудна; каша и суп выглядят однотонной бурдой, вина же и вовсе нет. Дария даже не придвигает к себе пищу этих людей. Поддерживая свою хозяйку, трапезу не начинают и Нэн с Олив. Девушка подает им ладони и прежде, чем начать, они молятся; Дария говорит негромко, но отчетливо, зная, что наверняка их слушают. Сума Олив у нее на боку, с остатками их еды, взятыми с собой в дорогу. Вино доброе, с самого юга, яблоки – синяки на их боках лишь придают особую сочность. Лепешки превратились в сухари, зато сыр и мясо, пропитавших ароматами друг друга, бесподобны. Это добрая трапеза, а пища свиней пусть для них и останется.
Дария не видит, когда уходит Рейнир. Ее больше интересует другое – незаметно от слуг и других нелюдей, таких, как ее супруг, она сует под полу одну из лепешек. Это пусть он верит, что Дария держит его глупый пост – она поступит ровно так, как поступило бы любое дитя Творца и поест утром. Слуга, тот же, что должен был служить за столом, отводит ее наверх – под взгляды, что прикованы к Дарье, все как один. Нэн и Олив идут за ними, и когда немой человек жестом показывает им идти, она говорит громко и четко, уверенная, что он не поймет.
-Они сначала помогут мне снять платье. Мне нужна будет их помощь.
– как ни странно, он отступает, хотя и не показывает, понял ли ее тон, или их слова. В спальне, убогой столь же, сколь убого все остальное вокруг, следуют – мольбы, плач, проклятие, едва слышные, но от того не менее жаркие. Находится кувшин с водой, но нет таза – свиньи, как есть свиньи – так что ей удается лишь обтереться влажной тканью.
Перед уходом, служанки помогают ей придвинуть самый тяжелый из сундуков к самой двери, так, чтобы когда дверь за ними закрылась, ей осталось сдвинуть его совсем чуть-чуть. Наивная защита, но это немногим ослабляет страх.
Она не смыкает глаз всю ночь, вопреки тяжелой, душащей усталости. Сидит на том самом сундуке, лишь изредка погружаясь в дрему, но та прерывается каждый раз, стоит только раздаться хоть одному звуку. Кутается в старый свой плащ меховой – есть другой, тот, что прислала королевская чета из столицы, белый бесценный мех горностая и голубой шелк изнутри, цвет Хартов, но его искать долго, а рейниров подарок она сжечь успела, окутанная злобой и ненавистью, и съедает несчастную лепешку (слишком пресная, ни в какое сравнение с дортонскими), когда первые лучи солнца озаряют комнату.

+3

5

- Тебе пора.
- Обожди. Темно еще.
- Хах. Волков боишься?
- Уйду на рассвете. Мне еще тебя надо.
- Ладно.
***
Чуть только солнце пробилось сквозь гущу леса и озарило крыши домов, в гостевую комнату медового зала постучали. Потом еще раз, уже в две руки. Не получив никакого ответа, без особого труда четверо девушек открыли дверь, которая, на потеху скайгородкам, была задвинута большим сундуком с одеялами. Поклонившись слабо невесте сына ярла, девушки тут же принялись  выполнять работу, за которой их прислали. Окружив Дарию Харт, они, не церемонясь, стали снимать с нее мерки для свадебной одежды, одновременно чесали между собой языками.
- Говорят, она дочь Вустерлингского графа.
- Не дочь, а сестра.
- Такая взрослая и все не замужем? Эгей...
- Почти уж замужем.
- То я думала, отчего Кровавый все холостяком ходит?  Вона сколь у нас девок красивых в Скельдхалле, а ему лоулендерку подавай. Тьфу.
- Тебя чтоль ему в жены брать?
- Да хоть бы и меня! Ничем я не хуже, и шестнадцать годков аккурат стукнуло.
- Слышала, что Рейниру пришлось взять ее, чтобы выгодный договор с графом заключить.
- Какой договор?
- А мне почем знать? Подыми ей руки.

***
В полдень следующего дня после приезда было проведено собрание, на котором Рейнир взял все в свои руки и принялся объяснять собравшимся настоящее положение дел, основную часть договора с Вустерлингом и выгоду этого договора для клана. Ульвальд молчал, с гадкой усмешкой наблюдая, как ненавистный душе первенец выкрутится из ситуации. Выкручиваться не пришлось. Сын ярла говорил только правду, ничего не утаивая, ибо верил в то, что делает. Люди это почувствовали. Многие ушли из дома ярла, переменив свое мнение и уверовав в правильность решения, принятого в Гронде, многие сразу изъявили желание отправиться возделывать земли, которые скайгордцы заполучили в свое пользование на юге графства. Были и те, кто считал, что Рейнир Кровавый отныне потерял благосклонность Асов, и проклят будет его род.
Неделя, проведенная в седле и последняя бессонная ночь никак не отразились на самочувствии, но и без того самочувствие зиждилось на уровне средней паршивости. Физическая работа хорошо помогала от душевных тягот, посему Рейнир с великой тщательностью навел порядок в своем доме вместе с одним из трэллов. После долгого отсутствия хозяина  дом пришел в некоторое запустение, но несколько часов, проведенных в пыльной работе пролетели для сына ярла очень быстро. После проделанной работы, мужчина истопил себе баню. Пар и горячая вода не расслабили ни его мышцы, ни мысли.
Жена по Вустерлингским законам и только невеста – по скайгодским просидела в своей комнате весь этот бестолковый день. К ней не пускали ее слуг, приходили только скайгородки. В середине дня из спальни леди Харт забрали кувшин с водой. Ее будующий/настоящий муж исполнял те же правила, не взяв в рот ни кусочка еды, и ни разу не утолив жажду начиная со второй половины суток, и до следующего дня.
***
- Все… Все… Я все…
- Еще.
- Успокойся. Припас бы сил для брачного ложа.
- Иди суда.
- Пить хочу. Будешь?
- Нет. Нельзя.
***
Он вынырнул из холодной воды, которой была наполнена бадья, вышел из нее, залив деревянный пол брызгами. Прохлада бодрила и вторая бессонная ночь не ощущалась совсем. Рейнир подошел к подготовленной к обряду простой одежде, сложенной на скамье: темные брюки, светлая рубаха и отороченный клановым тартаном широкий пояс.
На пороге его уже ждали местные. Под ритмичные удары бубна, жених направился к дому, в котором нашла временно пристанище Дариа Харт. Все кругом сияли улыбками, дети танцевали и болтались под ногами, поэтому идти пришлось медленно, невзирая на то, как сильно хотелось поскорее со всем этим закончить и надраться эля. Видеть Дарию не хотелось тоже, но пора бы уже и свыкнуться с мыслью, что теперь он будет видеть эту физиономию каждый день. На пороге медового зала пришлось ждать. Неизвестно, что там делали две худенькие скайгородки, но все же им удалось вытащить одетую в свою собственную одежду лоулендерку на улицу. Рейнир протянул ей руку, зная, что она не протянет своей, взял ее тонкое запястье перебинтованной рукой и повел девушку за собой по аллее выстроившейся из людей, которые, стоило паре пройти, тут же смыкали строй и направлялись следом. Выйдя на площадь, перед домом ярла, Кровавый с каменным выражением лица обратился к отцу, стоявшему на пороге.
- Я, Рейнир сын Ульвальда, беру в жены Дарию Харт из Вустерлинга и призываю в свидетели каждого из Хальфльот.
Боезуб оскалился широкой улыбкой:
- Мы услышали тебя, Рейнир. Мы принимаем Дарию Харт в семью.
С этих слов музыка заиграла громче и веселее. Скайгордца и девушку, которую он не отпускал, обсыпали лепестками цветов. Но это еще не было концом; впереди ожидал обряд у священного Древа. Рейнир, было, двинулся дальше, но на пути оказалась светловолосая девчушка лет шести. Подскочила впритык к Дарии и протянула той хвойный венок с вплетениями белых цветов.

Отредактировано Reynir Blóðøx (29.11.2017 02:05:14)

+3

6

Дария клянётся себе: она нарушит каждое правило этого дурацкого чертового дня; она не язычница, чтобы следовать ритуалам безмозглых дикарей, и не позволит никому заподозрить себя в отступлении от Творца. Это нужно леди Харт для себя, не для Рейнира, это не негласный бунт, и ей плевать, что он будет думать...
Так убеждает себя Дариа. Так она вторит раз за разом, тревожно вслушиваясь в чужие голоса за дверью. Какой грубый, некрасивый у них язык! Если не вслушиваться, то и не поймёшь, собаки это лают под окном, или детвора перекрикивается в играх.
Она во всем старательно, злонамеренно выискивает недостатки. Ускользающая уверенность в собственном превосходстве - последнее убежище уставшего, истощенного ума и изнывающего сердца перед крадущимся холодом ужаса вокруг.
Она одна. Её не защитят. Ей не помогут. О ней не позаботятся. Разумеется, строго говоря, у неё есть Нэн и Олив, они должны сделать все, что бы новая реальность Дарии не слишком напоминала кошмар, но ведь и Дариа должна им - защиту от дикарей, уверенность в завтрашнем дне, достойную оплату их усилий, в конце концов. Пока Дариа могла дать им лишь последнее. Тугие мешочки, набитые монетами, были надёжно спрятаны среди её вещей; в шкатулке с украшениями - подарками Королевы, наследством матери, свадебными дарами - лежала лишь малая доля того, что девушка смогла сэкономить и заслужила за годы верной службы. Если Рейнир решит, что имеет право на её деньги, обойдётся малым.
Их дома некрасивы и бедны. Их еда груба и неприятна. Их костюмы не выглядят чистыми и аккуратными, впрочем, должно быть не в большей степени, нежели костюмы крестьян в Дортоне – тут Дариа не была готова говорить уверенна. Их прислуга невоспитанна и не имеет ни малейшего представления о том, как положено вести себя служанкам при благородной леди – разве бы Нэн или Олив посмели бы пересмеиваться при хозяйке, давая той повод думать, будто бы они смеются над ней? Разве бы они позволили себе касаться своей госпожи грубо и резко, и заставлять ее делать хоть что-то? Дариа то и дело окрикивает их, призывая к порядку, но, кажется, внимания ей они уделяли не больше, чем своим разговорам.
Остаток дня она провела одна; она пыталась потребовать, чтобы к ней привели Олив и Нэн, но чертовы девчонки то ли не понимали ее вовсе, то ли делали вид, будто не понимают. Зачем нужны слуги, которые не слушаются?
Ночь беспокойная, и вновь бессонная. В молитвах, в бесконечном страхе; а что если ее спутницы уже мертвы? Нэн добрая, мягкая женщина, но представить, что она могла смириться с разлукой, сложно. Еще хотелось пить, но Дариа твердит раз за разом: она не покажет этого, будет терпеть до последнего! Да и вообще… она ела утром. Пост не считается.
Она обещала себе нарушить все традиции – но горячая вода оказывается сильнее. Дурные девчонки не оставляют ее, так что попить не удается, да и к тому же, начинают смеяться, когда Дариа погружается в бадью в нижней рубашке – а они чего ждали? Неужели, кто-то будет купаться обнаженным? Вода ненадолго дарит отдых, горячий пар смягчает горло и губы, и становится проще, но, когда одна из девиц пытается насыпать в бадью какие-то пахучие травы, ее приходится отогнать с криком. Та заливисто хохочет вместе с товарками, но не возражает. Затужить корсет они тоже не могут (деревенские девки!), какой от них толк? Ей приходится самой справится с свежим платьем и заплести себе косы – учитывая прически этих девчонок, будто не видевших гребня по месяцу, доверять им не стоило.
Музыка. Люди. Это ей не нравится. Она пытается вывернуть руку из его медвежьей ладони – тщетно. Ради Творца, нужно быть на стороже; она внимательно вслушивается в тарабарщину слов, узнает свое имя, узнает «Вустерлинг» - но не понимает смысла. Если бы ее заставили давать подтверждение, Дариа отказалась бы, она не знает ведь, о чем речь, но ее ответа никто и не ждет.
Вот венок – наверняка колдовское, нечистое. Дариа сначала тянет руку, это обыкновенно ведь, брать то, что тебе протягивают, и тело в таком случае живет быстрее мысли, но в последнюю секунду она тормозит, разворачивает ладонь – предупреждение, дескать, не стоит его ближе тянуть. Отрицательно качает головой. Они вообще детей воспитывают?
Она не собирается следовать их обрядам.

+2

7

Рейнир видел в глазах ребятенка замешательство: девчушка не понимала, почему невеста не берет из ее рук хвойный венок, продолжала протягивать подарок, глядя на Дарию, как на глупую. Скайгордец поспешил вмешаться. Чуть склонившись, забрал у девочки венок, возвел его себе на голову, после чего выпрямился, тронув ладонью белокурую макушку ребенка. Повел Дарию дальше.
Позади загудел мужественный голос скальда, вскоре поддержанный мужским и женским многоголосьем. Каменная дорожка неравномерным каскадом поднималась к рощице, через каждые несколько метров освещенная друмя факелами с обеих сторон. Солнечный диск, показавшийся с утра, слабо виднелся за сплошной тонкой пеленой белых облаков. На плечи и головы молодых то и дело сыпались белые цветочные лепестки, подбрасываемые в воздух поселенцами Скельдхалла. Многие из них без всякого сожаления убивали лоулендеров, но сейчас поддерживали своего соплеменника и его выбор лоулендерки в жены: в конце концов, свадьба есть свадьба, а дальше боги рассудят.
Никогда он не относился к женщинам с должной серьезностью. Скорее как развлечению и отдыху от войны, от резни, от непрекращающейся борьбы, от большой Жизни. Все эти уловки и трепет ресниц не прельщали его больше, чем выпивка или азартные игры. И он знал, что от пагубной привычки к выпивке и просаживания всего, что есть в карты отвадить себя гораздо проще, нежели выпутаться из сетей, расставленных женщиной. Некоторые девушки пытались поймать сына ярла в свои путы, но никому еще не удавалось загнать его в угол где бы он, ошaлев и обессилев, нaконец мaшинaльно проговорил роковое "дa" и опомнился бы только уже в плену, связанный по рукaм и ногaм, зaклейменный и женaтый. Все обернулось несколько иначе. Человека, всегда дорожившего своей свободой, судьба сунула носом в грязь.
Женщина, что ступала подле, не вызывала в нем уже никаких импульсов, даже негативных. С первой их встречи на конюшнях в Вустерлинге, с первого взгляда Рейнир настроил себя против этой девушки. Она не нравилась ему. Не привлекала его. Даже ее миловидное лицо и ладная фигура не будили в нем хоть какого-то интереса, а то, что произошло в их первую и фальшивую брачную ночь – плод агрессии и лютой ненависти двух людей, уходящей корнями к их праотцам.
Ступая по тропе уверенно, воин не чувствовал, как пальцы его занемели, держа худое девичье запястье. Уши ему заложили собственные мысли, и мужчина обратился внутрь себя. Думал он о том, что сложилось все не так уж и плохо: с нелюбимой женщиной, которая не любит, а точнее ненавидит и его в ответ, он сможет чувствовать себя более свободным. Любовный дурман не затуманит его разум, а значит он сможет действовать по задуманному плану, не смотря ни на что.
Впереди виднелся просвет. Чаща закончилась, и двое вступили на большую поляну среди громадных стародавних деревьев с черными, влажными от росы стволами, кроны их шумели на ветру, покачиваясь. Но самым большим и старым древом был Ясень, стоявший по центру луговины, словно остальные деревья боялись стоять к нему близко, опасались сплестись с ним ветвями. Рейнир остановился в начале поляны, остановилась и Дария – выбора он ей не давал. Ни в чем. Скайгордцы с песней и пляской плотным кольцо окружали центр ясни, в котором стояла женщина в белой одежде; она не была стара, но волосы, брови и ресницы ее были цвета молока. Люди утихомирились, смолкли. Рейнир направился к жрице, ведя за собой Дарию Харт, и, когда цель была достигнута, наконец, отпустил руку лоулендерки. Молодые встали друг напротив друга. Женщина с орлиным профилем и строгими чертами подняла руки, заговорила удивительно мелодичным голосом, призывая богов к Древу.
- Говори, воин, - сказала она наконец, опустив голову к самой груди.
Рейнир посмотрел на девушку, что стояла перед ним. Посмтрел также холодно, как и всегда: холод царил межу ними и, видно, царить будет вечно.
Мужчина набрал в грудь побольше воздуха.
- Призываю в свидетелей всех Богов, - начал звучно, глядя поверх макушки Дарии, - Я, Рейнир сын Ульвальда из Скельдхалла, беру в жены Дарию Харт из Вустерлинга.
Слабы ветерок, качавший кроны деревьев, вдруг остервенел на несколько мгновений, рванул их несколько раз и совсем стих. На поляну, кружась, стали падать сорванные резкими потоками воздуха листья.
Скальд завел новую песню, которую пел в одиночку, аккомпанируя себе на струнах. Жрица достала из-за пояса сакс с массивной серебряной рукоятью и подняла перед собой. Рейнир забрал нож, уставился на Дарию, ввинтился в нее зрачками. Потом переложил оружие, взяв его за лезвие, другой рукой взял руку лоулендерки и вложил в ее ладонь серебрянный наконечник. Глянул на все еще перебинтованную руку и протянул к девушке здоровую.
- Режь кожу, - объяснил ей приглушенно на иравинтском.

Отредактировано Reynir Blóðøx (16.12.2017 12:49:26)

+2

8

В венке он выглядит нелепо и по-бабски; и зачем только напялил его на себя! Ни один мужчина не поступил бы подобным образом, если бы это не было нужно… ну, например, для какого-нибудь магического обряда, или там для его богов. Дариа жалеет, что рядом с ней не было никого, кто мог бы поведать ей об обряде, его деталях и особенностях (тогда бы она точно знала, чего ей нужно избегать), но то, что Рейнир водрузил на свою тупую башку сплетение ветвей и цветов подсказало девушке: она действовала совершенно правильно. Этот венок – часть обряда, он необходим для чего-то… чего-то плохого. Чего-то, что закончится плохо для нее.
Когда люди вокруг начинают петь, Дариа испуганно вертит головой. О чем они поют? Зачем? Песня тягучая, как патока, заливается в уши, застревает внутри, вызывает отторжение и беспокойство… нехорошо. Это все чертовски нехорошо. Она мотает головой и недовольно фыркает себе под нос, когда ее осыпают белыми лепестками, но это все – не более чем попытка убедить себя, что ей нет причин опасаться чего-то по-настоящему.
Говорят, эти дикари приносят человеческие жертвоприношения.
Эта мысль крутится в ее голове раз за разом, не отпускает, не дает свободы. Эти люди настолько омерзительны, что она просто не может не думать о том, что ей грозит, вдруг ее убьют? Впрочем, наверное, хуже, чем сейчас, уже не будет – если этот мужчина продолжит поступать так, как поступи в первую ночь, что их связала, она, вероятно, проживет не больше пары месяцев. В то утро о ней позаботилась Алисса, она дала травы и сделала примочки, облегчившие мучения, а здесь – кто позаботится о ней здесь? Она совершенно определенно уверенна – им нельзя верить, от них не стоит ждать хорошего.
Куда ее тащат? Кущи леса, эти тенистые переплетения ветвей, пугают Дарию так сильно, что она притормаживает, даже дергает рукой, пытаясь ее выдрать – но Рейнир (как же глупо он выглядит в этом венке!) этого даже не замечает… в отличии от тех, кто их окружает: она слышит несколько сдавленных смешков, какая-то женщина прикрывает рот рукой, видимо, стараясь не расхохотаться, но в глазах у нее почему-то слезы. Красивая, высокая, рыжая – чего-то она Дарии очень не понравилась.
Убить бы его – пусть и на глазах этой толпы. Жалко, что когда была возможность, она поддалась слабости… но разве не таков женский удел – быть слабой и мягкой, и беззащитной? Заботится о доме, любить мужа, рожать детей… и почему это именно леди Харт достался дом, в котором не хочется находиться ни минуты, муж, вызывающий только отвращение и ужас и невозможность рожать любимых детей?
Она назвала бы женщину красавицей – не будь та скагордкой. Белая, словно лишенная любого намека на цвет – только глаза ее показывали, что человек это, не призрак; темные, карие, почти черные – взгляд ее приковывал к месту; человек ли она – или вовсе ведьма, чудовище?
Белая женщина достает нож – и ноги Дарии подкашиваются. Вот оно. Сейчас ее убьют! Она не будет плакать, кричать, молить о пощаде, не будет, нет… она закроет глаза и умрет достойно, а не как испуганная маленькая девчонка…
Рейнир не должен знать, что же именно она чувствует, он этого недостоин! Животное, грязный мерзавец, богохульник… она чувствует, как пристально он на нее смотрит – но не смотрит на него. слишком много в ее глазах того, что ему знать не полагается.
И дурацкий венок. Как же глупо он в нем выглядит!
Меньше всего, Дариа ожидает, что нож окажется в ее руке; не лезвие пронзит ладонь, но рукоятка ляжет, обжигая холодом. Это все-таки не жертвоприношение. Это обряд их богов.
-Я не участвую в церемониях, что не во имя Творца и не во славу его.
– она старается говорить громко и ясно, но голос предательски хрипит. Дариа разжимает ладонь и нож летит на землю.

+2

9

Посеребренный нож падает на землю. Музыка и песня не остановились. Рейнир прищурился, вонзясь глазами в лицо своей невесты, но та прятала взгляд. Люди кругом не поняли слов лоулендерки, в отличие от сына ярла. Желваки у скайгордца заходили под скулами, ладони сжались в кулаки. «Хватит.»
Медленно наклонившись, Рейнир поднял из травы нож, выпрямился и бесцеремонно подтянул к себе Дарию. Будто не чувствуя ее сопротивления, снова вложил рукоять в ладонь донторки, заговорил приглушенно на иравинтском:
- Никто здесь тебя не поймет. Кроме меня, - сжав ее ладонь, заставил ее держать нож, - Помни это.
Через мгновение мужчина рассек здоровую до этого момента ладонь, управляя стилетом и рукой Дарии. Правая рука мужчины все еще была перебинтована, после того, как Харт проткнула ее канцелярским ножичком, левая теперь истекала кровью в честь свадебного ритуала.
- Не дергайся.
Не мешкая, Рейнир перехватил клинок, властно и жестко взял белую, холодную ладонь девушки, подверг тыльную ее часть той же участи, что и свою. Острый и тонкий клинок оставил на девичьей коже тонкий и ровный разрез, из которого тут же начал изливаться багрянец. Воин схватил окрасившуюся ладонь невесты, прижался своей свежей раной к ее, поднял вверх, показывая всем, что как две крови – скайгордская и лоулендерская сливаются в одну. Скайгордцы, кольцом окружавшие поляну, взревели ликованием на разные голоса, заглушив музыку. Рейнир снял с головы венок и подбросил его вверх; обычно подбрасывают два венка, но сегодняшняя свадьба – не обычный случай. Сплетенный ольховник и белые цветы взлетел в воздух, но наземь не вернулся – зацепился за кроны Великого Древа. «Хороший знак» –  подумали скайгодцы, захлопав в ладоши. «Не в этой жизни» - подумал сын ярла.
Жрица взяла ладони молодых, обмотала поочередно каждую из них. Когда женщина закончила с Дарией, Рейнир тут же снова взял в плен ее запястье: пусть даже не думает сбежать.
На поляну вошел юный скайгордец, ведя на веревке козовечку. Животное шло за мальчиком безропотно и послушно, явно не подозревая, что ожидает впереди.
- Асы слышат и видят нас, собравшихся здесь под кронами Священного Древа во имя заключения брака двух этих людей![ - мальчик затащил белую как снег козовечку больной плоский булыжник, на котором стояла жрица, подвел скотину к ногам женщины, - Мы благодарны Богам за это, и приносим им жертву за то, чтобы союз был благополучным и принес много детей!
Женщина, одетая в белое, присела, огладила блеющее животное по холке, после точным и резким движением перерезала ему горло. Блеяние умолкло, толпа заликовала, а скальд возобновил музыку. Под кронами оказались еще две девушки с широкой деревянной тарелкой, которую они принялись наполнять густой кровью, хлещущей из мертвой козовечки, лежавшей на камне. Когда крови натекло достаточно, жрица приняла из рук скайгородок посудину и протянула в сторону Рейнира. Мужчина, не отпускавший от себя Дарию, окунул ладонь в багровую жижу, после двумя пальцами провел от своего лба до бороды. Глядя в огромные глаза на бледном лице, полном ужаса, воин взял это лицо в свою кровавую ладонь, сжал и отпустил, измазав щеки, скулы, губы.
- Пошли пировать! – крикнул он толпе и был поддержан ревом.
Когда свадьба прошла все сакральные этапы и перетекла в Медовый зал, атмосфера стала веселее. Столы ломились от обилия закусок, запеченных поросят и фазанов, кувшинов и бочонков с хмельным медом. Музыканты играли ритмичную, но не слишком громкую, фоновую музыку. Главный стол был обращен длинной своей стороной ко всему залу. За ним сидели Ульвальд и Рейнир по центру, их жены – по краям. Рейнир не смотрел в сторону Дарии и больше не говорил с ней.
В небольшие окна Медового зала пробились лучи закатного солнца.

+2

10

-Я и не ищу их понимания.
Эти слова так и остаются между ними – двумя. Рейниру ничего не стоит продемонстрировать Дарии, что та беспомощна и одинока здесь, совсем одна посреди толпы, но внутри у нее спокойствие – она не нарушила клятв, что дара Творцу, и не сделала ничего, что можно было истолковать как предательство своей веры; то сильнее нее, его рука как из металла отлита, и нельзя ей в укор поставить то, что сил ей не хватает для сопротивления.
Она мысленно составляет письма для того, кто отпустит ей грехи – в нарушение правил, без возможности встретиться с ним лично, но все же примет исповедь. Он поймет; ее духовный наставник, и, как Дариа смеет надеяться, друг, найдет слова, что успокоят ее израненную душу. Но как скоро она сможет получить от него вести? Как скоро получится передать ему письмо? А брату? А Ее Величеству? Друзья, что остались в столице, быстро забудут ее; кто вспомнит бывшую фрейлину, что теперь никогда не покинет жутких предместий гор, холодных и уродливых?
Она закрывает глаза, чтобы не смотреть на смерть несчастного существа; крупнее козленка, пухлое, с кудрявой шерстью и крошечными рожками, оно кажется Дарии очаровательным, пусть прежде ей подобного видеть не приходилось, и его судьба не вызывает у девушки сомнений. И все же, в тот момент, когда отчаянное блеяние прерывается, она вздрагивает от ужаса, чувствуя печаль и ужас. Ей приходилось участвовать в охоте, и все же, королевские забавы сильно отличались от убийства беспомощного и слабого существа, а видеть, как крестьяне забивают скотину, девушке не приходилось.
Она в очередной раз находит подтверждение того, что в скайгородцах нет ни души, ни совести; когда невинное дитя столь спокойно относится к смерти – разве ж оно может вырасти добрым человеком?
Крик существо – то ли козленка, то ли овечки – не дает Дарии есть, ни в тот день, ни много дней после. Она чувствует тошноту при одном только взгляде на местную еду, и наконец, Олив берет всё в свои руки – уходит, забрав у Дарии немного денег из запасов, и возвращается с рыбой, мукой, молоком и иной снедью, из которой сама готовит еду, простую, но привычную каждому жителю Дортона, сытную и вкусную. Рейнира, по счастью, вовсе нет; он уехал куда-то на следующий день после свадьбы, иначе его молодая жена была бы лишена не только аппетита, но и сна. К ее счастью, в первую брачную ночь – строго говоря, во вторую, но для местной свадьбы все же первую – он завалился спать, даже не взглянув на Дарию, вестимо, пьян был, как Лукавый. Она так и не смогла заставить себя лечь в постель, где был ее супруг; даже раздеваться не стала, тем более, что в такую погоду и в таком месте немудрено было замерзуть. Его дом оказался хуже даже комнаты, где она провела первую свою ночь в деревне; темно, холодно, некрасиво. Очаг у них – посредь комнаты, как костер какой-то, и это ей не нравится, от такого одна сажа да дым. Окошки маленькие, и те закрыты щитами, нет ни уютного камина, ни доброй мебели, вроде кресел или стульев с обивкой, лишь сундуки да скамьи. Всю ночь она проводит в молитве, стоя на коленях, лишь ненадолго прерывается, присев на один из своих сундуков. Ровно тем же она занимается и следующий день, пока Рейнир ходит по дому, собирая свои вещи, и половину следующей ночи – пока не засыпает прямо так, стоя коленями на полу и сложив руки на сундук. Утром Нэн, коей ночи приходится проводить с иными рабами, будит ее и укладывает в постель, потом они с Олив готовят ванну и принимаются за уборку. В сундуках Дарии есть и добрая постель, и хорошие перины, и утварь, и посуда – то, что делает этот дом почти уютным. Раз или два, девушка выходит на улицу, но не покидает даже ограды рейнирова дома, остановленная любопытными взглядами и сбежавшейся детворой. Как на диковинное животное! Никто их не беспокоит, даже псину свою, с недобрым взглядом и жутким оскалом, забирает, и к концу второй недели жизнь кажется почти сносной, а к концу третьей – Дариа даже улыбается. Единственный раз, пожалуй, когда страх вновь возвращается – это когда приходит женщина, та, что сестра Рейнира; ей нужно что-то из рейнировых вещей, и она долго ходит, рассматривая вроде как изящные вещички из столицы и Гронда, а на самом деле, взгляда от Дарии почти не отрывая. Потом кивает чему-то удовлетворенно, уходит. Но это, пожалуй, единственное происшествие, и больше ничего не портит почти доброго настроения Дарии. Может, он и не вернется, этот человек? Без него, жизнь может быть почти сносной, как сегодня – Олив приготовила наваристый луковый суп, ароматный и вкусный, на второе у нее жаркое, на вертеле вон, истекает соком, а почти приятный, солнечный день, делает вид из окна на горы почти приятным.

Отредактировано Daria Harte (07.01.2018 19:30:25)

+2

11

Местность за холмами понемногу опускалась к ровным, плоским полям, изукрашенной мозаикой разноцветных посевов. Посреди полей стеклянились зеркала двух озер, окаймленные темным ольховником. Горизонт обозначала затянутая дымкой синяя линия гор, вздымающихся над черной бесформенной полосой леса. Конный отряд скайгордцев шел по тракту, оставляя за спиной расписную долину и все ближе подбираясь к тенистому бору. Шли на Север. Впереди, низко опустив голову, трусила волчица. Рейнир, возглавлявший поход, обернулся на деревушку.
Это была хорошая земля, подходящая для его народа. Харт держал свое слово относительно договора, Ульвальдсон держал свое. Перед тем, как отправиться обживать новую землю, скайгордец посетил каждого соседа-ярла, рассказал о своем с отцом визите к Хартам, о том, что Хальфльот официально обрел землю на юге Вустерлинга и возможность свободной торговли с графством, взамен на прекращение войны с вустерлингскими дортонцами. Ярлам было сложно поверить то, что сын Ульвальда, совершавший самые кровавые набеги на лоулендеров, согласился на мир. Всегда не просто начинать что-то новое, Рейнир знал это, но верил, что трудолюбивый скайгодский муж справится и обживется на новом месте. Отношения с соседними кметам-дортонцами были напряженными, другого и не следовало ожидать. Они должны понять, что Вольный народ может быть милостлив и проливать кровь лишь жертвенного скота во имя Асов, что одобрили мирный союз с единобожниками.
Так или иначе, сын ярла покидал эти земли без сожаления. Его самого ждало много дел там, у подножия гор. Мужчина повернулся лицом на север, толкнул жеребца в бока, заставив животное идти живее.

Спустя много дней и ночей они прибыли в Скельдхалл. Сына ярла вместе с дружиной встречали всем поселением, и Рейнир был рад, что вернулся домой. Рад был видеть знакомые улыбающиеся лица, привычный быт, вдыхать полной грудью свежий горный воздух, обжигающий легкие. Мысль о встрече со своей женой несколько омрачала его возвращение. Уйдя на юг, скайгордец и вовсе забыл о ней, погрузившись в пучину трудовых будней, но теперь перед ним возникла четкая картинка свадьбы в Медовом зале. Глаза Дарии тогда всегда были опущены и прикрыты длинными ресницами, и оставались таковыми даже во время самых горластых тостов и песен. Она молчала и не притронулась ни к одному блюду, что ломили праздничные столы в тот день. Внешность хартовской девицы пусть и отличалась от канонов скайгордкой красоты, но производила на гостей ожидаемый эффект: чтобы не говорили в столице, Дария была хороша собой. Кажется, это замечали все, кроме самого Рейнира, повидавшего в своей жизни красивых женщин. Червивое яблоко может быть наливным и спелым на вид.
Отдав коня трэллу и поручив псарю накормить Моль, мужчина направился к своей обители. Дом, что стоял на некотором возвышении и удалении от остальных, снаружи выглядел как и прежде, но внутри… Привычку к опрятной жизни прививали каждому скайгордцу, Рейнир не стал исключением и держал свое логово в порядке. Ему приходилось раньше делить дом с женщиной, но воин, кажется, уже забыл о том, как это. Раньше пара мечей, клановый щит, секира и шкуры разных зверей – это все, что украшало жилище, но войдя в главную комнату, хозяин обнаружил кругом множество вещиц и безделушек, новую посуду, о боги, это что, скатерть?
- Вот тебе и раз... – выдохнул Кровавый, уронил на пол вещевой мешок, принюхался: на огне что-то варилось и пахло аппетитно.
Из второй комнаты вышла женщина, чье имя, кажется, Нэн. Дернувшись от испуга, она уронила с подноса посудину, к счастью, пустую. Трэлл смотрела на хозяина округлившимися глазами, кажется, не ожидала его возвращения.
- На счастье, – кивнул мужчина на разлетевшиеся на полу осколки, - Ну, что глядишь, волка увидала? Давай, приберись и на стол собирай. Голоден я. И где, - Рейнир откашлялся, уставился на дверь, ведущую в спальню. Дария никуда не решится выйти без своей служанки. Если Нэн здесь, то женушка, должно быть, за стенкой, - Жена моя и твоя хозяйка? Пусть выползает.
Скайгордец прошел глубже в комнату, на ходу снимая походную куртку, изрядно изношенную. Повесив верхнюю одежку на спинку одного из стульев, Рейнир уселся за стол, по хозяйски принявшись брать в руки и рассматривать всякую утварь, попадавшуюся на глаза.
Вошла Дария. Рейнир обратил к ней взгляд. Ровный, тонкий стан, красивые волосы, лицо… Может, цвет кожи у нее и улучшился с их последний встречи, а глаза не были красны от слез и недосыпа, но выражение лица было тем же. Скайгордец осунулся тоже, заново ощутив пропасть между ними.
- Здравствуй, - указал рукой на стул с другой стороны прямоугольного стола, приглашая Дарию сесть напротив, - Пока Нэн шуршит с ужином, мы с тобой поразговариваем.
Ко всему кругом была приложена женская рука, это чувствовалось. Дом однозначно стал уютнее, но не для Рейнира. Он знал, что все это сделано рукой Нэн, и не для ненавистного мужа ее хозяйки, которая, как будто одновременно являлась ее подопечной.
- Хорошо вы тут обжились, молодцы, - скайгордец улыбнулся краем губ, глядя в лицо Дарии внимательно, - Расскажи, как тебе жилось тут одной? Уже со всеми подружилась?
Не хотелось вот так с ходу начинать с издевок, но оно как-то само вышло.

+1

12

Она множество раз представляла себе, как будет встречать супруга, вернувшегося домой. Сколько раз она замечала заплаканные глаза матери утайком? Мать их не любила Якена Харта, но никогда не смела показывать этого; в её приветствии мужу всегда слышались радушие и нежность (быть может, потому, что он никогда не возвращался без вестей о бесценных её мальчиках?), а на устах играла лёгкая улыбка. Она представляла собой сосредоточие уюта и спокойствия, самое домашний очаг, что лишь греет, не обжигая, каждого, кто к нему придёт. Дария мнила, что её домашняя жизнь, быть может, будет схожей с этой незамысловатой картиной. Она обещала себе, что пусть даже супруг её будет стар, или безобразен, или груб, или глуп, она все равно будет находить приятное в его обществе. Быть может, у него будет приятный тембр голоса, или добрые глаза, или улыбка, от которой всем вопреки будет становиться лучше, или он будет добр и щедр к детям - она найдёт чему радоваться и в чем находить довольствие своим браком.
Только вот незадача: она никогда не видела себя в жёнах у дикаря. Ему было решительно невозможно не только приписать лишние положительные черты - только отказать в том, чем он и в самом деле выделялся среди прочих мужчин. У него широкие плечи и высокий рост- статью он едва ли уступает милому Эдмуру; но сейчас Дария находила в этой стати не удовольствие, которая дарила бы ей потешенная гордость, но угрозу до себя. У него пронзительный взгляд,  ничего общего с безжизненным рыбьим взглядом, что мог испортить даже самого красивого мужчину. Но во взгляде этом - ни намёка на человеческое. Интересно, у волков бывают голубые глаза? Иные женщины, должно быть, находили удовольствие в том, чтобы делить с ним ложе, но это скорее вызывало у неё отвращение, нежели интерес и вполне естественную казалось бы супружескую ревность.
Она никак не могла представить себе, как будет встречать Рейнира. Ей стоит игнорировать его, смотреть сквозь или не отвечать на вопросы? Напасть на него со спины и попробовать убить до того, как он вновь покажет животную натуру? Или просто быть отстраненной, гордой и равнодушной, давая ему знать, что он её не задел никоим образом? Она думает об этом все дни; Нэн вторит, что ей стоит быть хорошей женой и помнить о долге, Олив взывает к благоразумию и сдержанности. Она права, Олив, умная женщина и добрый друг. К тому же... может, он вовсе не вернётся. Он воин, а у воинов  короткая жизнь. Да и гнев Творца никто не отменял....
Каждый вечер она молит Творца о здоровье брата, короля Стефана и Королевы Арианны, подруг своих, что остались в Скарборо, Нэн и Олив. Каждый вечер она благочестиво преклоняет колени - и не упоминает ни себя, ни Брандона и его семью. Каждый вечер она истово вторит: "Пусть он умрет. Пусть он не вернётся".
Творец не услышал её молитвы. По лицу Нэн, когда та заглянула в спальню, все ясно сразу; и все же, выйдя в сени, она хватает солонку и тычем ею в руки нянюшки. Глупая затея, но за еду она платила со своего кармана, а значит, ей и решать, кого угощать.

Ноги не гнутся. Рука находит клинок промеж юбок; есть и плюсы в состоянии женщины - например, легко спрятать то, что кому-то не следует видеть. Она смотрит на стол и едва сдерживает усмешку. Нашёл дуру! Если он сядет, куда он указал, ему будет достаточно протянуть руку.
То, что в прошлый раз все тоже началось с её неповиновения, Дарию не смущает.
-Мои служанки служат мне верой и правдой и получают за то честную плату. - Эдмур иногда корил её за то, что жалование Нэн вдвое больше обычного для такой старой и нерасторопной кормилицы, но это был тот редкий случай, когда девушка стояла на своём. - Они не рабы и вы не в праве отдавать им приказы. - Дария старательно смотрит куда-то в бок. На улице, кажется, солнечно - как давно она не видела солнца! Даже сквозь эти мутные стеклышки маленьких окон, солнечный зайчик на полу заставил её чуть сжаться.
-Я не увидела здесь никого, кто был бы достоин моих интереса или тем более дружбы. И уверенна, что впредь оно так и останется
. - она игнорирует первый его вопрос; очевидно же, что лучше, чем сейчас!
Нэн ступает медленно, почти важно; несёт две тарелки - не дело это, прислуге обедать с хозяевами, хотя, разумеется, обычно Дария ела в обществе своих подруг. Ставит одну тарелку перед Рейниром, туда же - кубок, вторую, подчиняясь короткому кивку Дарии - на дальний край стола, а не напротив Рейнира, туда, где достать её было сложнее. Хлеб и соль оказываются посредине.
-Приятного аппетита. - в голосе её слышится нечто вроде "надеюсь, вы подавитесь". Идеальная придворная интонация! Она есть со смаком, определенно наслаждаясь густым и наваристым супом - разве что приподнимается за солонкой, будто бы суп слишком пресный. Едва ли Рейниру покажется то же самое.

+1

13

Поворачивает руку и смотрит на свою ладонь. Рана от прошедшего насквозь ножа для писем уже почти полностью затянулась, но продолжала саднить. Другая ладонь была порезана серебряным клинком в день свадьбы, но прошла быстро, даже незаметно. Рейнир подозревал, что на обеих его ладонях останется шрам, и оба будут напоминать ему о его первой жене из Вустрелинга.
Дарья была настроена против него, другого он не ждал. Он сам привел их к этому, но раскаиваться не спешил. Возможно, ему просто не суждено быть хорошим мужем или семьянином. Сражения, тактика, военные действия, любого рода борьба давались ему легко. Но в войне с женщиной он, оказывается, не находил ничего привлекательного для себя. У него никогда не было времени на любовные страсти и долгие ухаживания, потому, если девушка сама не притягивалась к нему, скайгордец без труда переключался на другую. Дева, что стала женой Кровавого, не то что не симпатизировала ему, она ненавидела его. Рейнир и не хотел ее любви. Ему было бы достаточно того, чтобы он мог спокойно приходить в свой дом после походов или охоты, и находиться там в покое. Как это было раньше.
- Я – хозяин этого дома и покуда жив, буду отдавать те приказы, которые сочту нужными, - он глядел на нее спокойно, не моргая, но в голосе не сдержал стальных нот.
После недолгого колебания, Дария все же села за стол, подальше от мужа, все еще с некоторой опаской поглядывая на него. Нэн принялась подавать ужин. Рейнир покручивал серебряное кольцо с гравировками из рун на своем указательном пальце и, кажется, был сильно увлечен этим делом.
- Не отчаивайся, когда-нибудь ты станешь здесь своей и тебя станут принимать, - по-житейски говорил Рейнир, подозревая, что первый интерес к Дарии из Вустерлинга уже прошел, и несколько опасаясь, как бы жена его не стала объектом насмешек и злых женских языков, - Зулейка – жена моего товарища из хирда, и ее сестра – Игда – хорошие девушки. Когда ты будешь в состоянии хоть пару предложений связать на скайгордском, я познакомлю вас, - мнение самой Харт на этот счет мужчину, кажется, вообще не интересовало, но он уже заранее знал ее реакцию и сдерживал ухмылку.
- И тебе, женушка, - ответил Рейнир на крайне ядовитое пожелание девушки о хорошем аппетите и поглядел на Нэн, - А ты ступай.
Рейнир взял в руки ложку, черпнул ей суп, снова вылил не спеша помешивая горячее и ароматное варево.
Он все еще делал вид, будто не замечал, как его жена и служанка переглядывались между собой заговорчески, как Нэн медлила в дверях, когда он окунул прибор в суп, как Дарья перестала живать, сверля мужа пытливым взглядом. Слишком однобоко, слишком наивно, слишком очевидно.
Положив ложку на стол, он поднялся на ноги, забрал из под носа Дарии ее пложку, все еще полную супу, поменял местами со своей, снова сел на свое место. Черпанув бульона, он удовлетворительно застонал:
- Очень вкусно, - отправив в рот вторую и третью ложку, он с удивлением смотрел на Дарию, что продолжать трапезу не торопилась, - Что же ты сидишь? Никак наелась с двух ложек?
В уголках глаз скайгордца возникли морщины смеха, но улыбку он держал при себе.

+1

14

-Я готова покинуть это место в любую минуту. Но пока моей прислуге плачу я, подчиняется она лишь мне. Хотя приказы вы можете отдавать сколько вам угодно, если они сами с чего-то решать их выполнять – их право. – имеет ли она право требовать от Нэн рисковать собой, игнорируя приказы Кровавого? Пожалуй, что нет; но в Олив Дария могла быть уверенна. Ей дикари принесли достаточно боли и мучений для того, чтобы она была готова поддержать свою юную хозяйку. Не Дария начала эту войну, но, видит Творец, она сделает все возможное для того, чтобы жизнь Рейнира превратилась бы не в меньший ад, чем ее собственная. Если у него есть хоть немного мозга, то она отправиться в Теплый Очаг как можно скорее, и они больше никогда не встретятся; в конце концов, этот вариант был бы приятнее для них обоих. Она бы заботилась о своем народе, а он… да плевать. Лишь бы только не появлялся в ее жизни. Разумеется, вдовство виделось ей более приятной перспективой; вдовы, в общем-то, счастливый народ и имеют определенную свободу. Разумеется, ей не будет грозить второй брак, даже если Рейнир умрет через полчаса, любой дворянин побрезгует супругой, к которой прикасался дикарь, но она решала бы сама для себя, и, пожалуй, смогла бы устроить себе достойную, спокойную жизнь. Заботилась бы о сирых и убогих, опекала сирот и больных, следила за порядком во Вдовьем лесу – наверняка, ее люди любили и уважали бы ее вопреки этому позору.
Жаль, пожалуй, что она никогда не интересовалась травами. Лучше б подсыпать ему чего опасного, чем глупой соли – детская затея!
-Все мои молитвы о том, чтобы подобного не случилось. – пусть говорят, что хотят! В Скарборо, Дария никогда не чувствовала себя в центре событий, но она всегда была при Ее Величестве, и пользовалась определенной симпатией окружения. Свой первый месяц здесь, она еще не успела прочувствовать одиночество, в конце концов, она не была совсем одна, но живи она одна в Теплом очаге, то смогла бы окружить себя молодыми девушками – младшими дочерями обнищавших дворян или сиротами. Они проводили бы дни в заботах, а вечера – за вышивкой и песнями, и Дария могла бы говорить, что у нее есть подруги. Сейчас же у нее нет ровным счетом ничего. – Я откажусь от подобного знакомства. Не думаю, что эти женщины благопристойны, добронравны и верят в Творца. – они словно показывали пьесу, реплики в которой были расписаны заранее, но она не намеревалась скрывать то, что думает.
Щеки заливает жаром. Она смотрит на тарелку, несколько разочарованно. И как только он догадался? Эти дикари тупее животных, а вон – сообразил все-таки.
-Я брезгую есть из посуды, к которой вы притрагивались. Будет лучше, если впредь вы будете есть из определенных тарелок. Я попрошу Нэн отложить ее в сторону. –
она берет вышитую салфетку и отодвигает от себя его плошку через нее. – Нэн, вылей эту тарелку и принеси мне новую порцию. – лучше сохранить хорошую мину при плохой игре. И в следующий раз действовать осмотрительней. Например, не готовить на него вообще, и съедать все, пока его нет.

+1

15

С тех пор, как существует мир людей, мужчина в нем – ленивый и грубый дикарь. Он не любит, чтобы ему надоедали. Он любит соперничество, власть, сношения, но больше всего он ценит тишину и покой. С тех пор, как существует мир богов, мужчина связан с беспокойным, нервным, раздражительным и истеричным спутником, имя которому – женщина. У нее всякие там настроения, слезы, обиды, тщеславные желания и полная нравственная безответственность. Но он не мог ее уничтожить, она была ему необходима, хоть и отравляла ему жизнь.
Рейнир усмехнулся.
- Чего же ты, милая женушка, позволишь мне касаться в собственном доме?
Он смотрел на нее, как на ребенка. И обращался, как с ребенком, заставляя себя при этом спускаться до ее уровня, порой играя с ней, как с кутенком. Жаль, что Дария на самом деле была не ребенком, и перевоспитать ее не получится. Кровавый и не знал, как это делается, ведь у него не было детей; а если и были, то гуляли где-то по свету без его ведома. Дария старалась держаться непоколебимой, но ее мужу поразительно хорошо удавалось читать все, что было написано у нее на лице. Он умыл ее. Всего лишь шалость, глупая, наивная, но кто знает, что она решит подсыпать ему в тарелку в следующий раз?
Нэн медлила, собираясь выполнить приказ хозяйки, поглядывая на ее мужа. Скайгордец знал, что она его боится. Так же, как и та, вторая, прибывшая с Дарией из Гронда. Харт, конечно, вела себя так, будто ей ничего не угрожает и распоряжалась служанками, будто им не угрожает тоже. Обе прислужницы не были столь наивны. Их жизни, в отличие от жизни Дарии, не имели никакой цены и в любой момент могли оборваться.
Скайгордец резко и с грохотом приложился раскрытой ладонью по крышке стола, заставив посуду подпрыгнуть, а женщин вздрогнуть. Он посмотрел на Нэн, что отдернула руку от талетки Дарии, и теперь отступила назад.
- Поди прочь, - скомандовал мужчина, вставая со своего места, и когда он полностью выпрямился, от служанки уже след простыл. 
Муж и жена остались вдвоем. Рейнир глядел на нее сверху вниз, почти с сожалением, но голос звучал жестко:
- Не воюй со мной. Тебе от этого будет хуже.
Мужчина взял свою тарелку с недоеденным супом, допил остатки прямо через край, поставил тару обратно, утерев усы. Последние солнечные лучи, попадающие на лицо Дарии через узкое окно, померкли и сразу стало сумрачно. Рейнир чувствовал, как мышцы его ноют после долгого путешествия, что рубаха сделалась не свежей, а кожа чесалась от прилипшей к ней дорожной пыли. Скайгордец подошел к двери, повернулся к Дарии всем корпусом.
- Хочу истопить баню. Ты со мной? – мужчина непритяно осклабился и не дал девушке ответить, - Так и думал.
Кровавый вышел наружу и с грохотом затворил за собой дверь.

+1

16

Вода оказывается не просто холодной; к этому Дария была готова. Но вода – она ледяная, она холодная до крика, до резкой боли. Она приподнимает ступню, и видит, что дело не только в том, что эта горная речка течет среди снегов меж горных вершин; камни на ее дне режут не хуже ножа, и на ее подошве – кровоточащий порез. Оценить его размер сложно, но Дари решает, что крови там больше, чем риска, и надо просто потерпеть.
Юбки у нее подокнуты за пояс, открывая ноги едва ли не до средины бедра, сапоги она держит в руке, и все боится – как бы ей не потерять равновесие, как бы не упасть. Она намеревалась пройти вверх по течению реки не менее четверти часа, а может даже больше, лишь бы только собаки потеряли ее след; Дария видела это на королевской охоте, когда слабая косуля или молодая совсем лань умудрялась спастись от неминуемой, казалось бы, участи лишь тем, что пересекала реку в удачном месте, и охотничьи псы теряли ее след. Все, что ей нужно – избавиться от возможных преследователей, а дальше вновь двигаться на юг. Дария не имела представления о том, как ей выбраться в нужную сторону, как добраться до Гронда или, лучше, до Теплого очага, где она могла бы уединиться в относительной безопасности; но пока она в предгорье, а ей нужно вниз. На юг.
С собой она взяла совсем немного. В карманах нижних юбок – несколько тяжелых кошелей, один с монетами, другой с драгоценностями, самыми дорогими из тех, что у нее были; в суме, слишком тяжелой, как она поняла на второй день, лежали несколько лепешек, полкруга сыра, вяленные мясо и рыба, сухари и сушенные грибы – то, что можно было есть без того, чтобы развести костер. Она думала сначала взять с собой плащ, подбитый горностаем, тот, что подарила ей королева Арианна, но белый мех должен был слишком выделяться в этих местах, через которые ей предстояло идти. Пришлось брать тот, что она носила еще в юности, и в первую же ночь Дария пожалела о том, что ей нельзя разводить огонь. И даже почти пожалела о той накидке из чернобурки, что сожгла в камине после свадьбы.
Один раз, Дариа чуть не теряет равновесие; дальше идти в воде было слишком опасно, она уже почти не чуяла ног от холода, и, если она упадет и вымокнет, ей будет не высушиться. Она выбирается на противоположный берег реки и углубляется в заросли, прежде чем сесть и обуться. Как же холодно! Уже темнеет; но она успеет пройти еще немного, прежде чем каждый шаг станет опасным.
Дария идет дальше.

Она сломала деревянную ложку – как только он вышел из дома, та треснула в ее руках с оглушительным звуком; спокойствие стоило Дарии столь дорого! Ей казалось, воспоминания подзабылись – но нет, они вновь были в голове, оглушая и вызывая дрожь. Нет. Нет! Всю ночь, их первую совместную ночь после той, в Снегопаде, она провела у очага, отчаянно молясь. Сначала вслух, в окружении Олив и Нэн, потом одна, про себя, молча… как долго она так выдержит? Сколько продержится, прежде чем Рейнир решит, что ему нужны наследники?
Побег был глупым, непродуманным, без предупреждения – Олив и Нэн ничего не знали; просто он молча ушел утром, а она торопливо собрала суму и выскользнула за дверь. В первый раз за месяц в деревне, она оказалась на улице одна, но по счастью смогла быстро сориентироваться. И даже жуткий туман, в котором она плутала много часов, не сбил ее с пути.

Творец ей благоволил. Скоро она выйдет к людям и все будет хорошо. Надо просто переждать еще одну ночь...

+1

17

Лисица, угодившая в капкан, способна отгрызть собственную лапу, дабы освободиться. Дыхание смерти щекочет ее шкуру, страх заставляет действовать. Трехлапого зверя завтра убьет четырехлапый, но то будет завтра; сегодня трехлапый сделает все, чтобы не попасться двуногому. Ибо человек научился убивать лучше любого другого живого существа, преуспел в этом ремесле. И если тебе не хватает решимости поступить также, как лисица, угодившая в капкан, то не трать попусту последние силы. Ляг и жди. Охотник уже напал на твой след.

Леса предгорья, где обитали скайгордцы отличались от мирных боров вустерлингского Гронда. Это дикие места, непролазные чащи, оползни, глубокие ущелья и опасные скалы. О том, что творится в горах – и говорить нечего, не каждый сын вольного народа возвращается с хребта живым, что уж говорить о невыносливых и более слабых лоулендерах. Скайгордцы веками живут в гармонии с природой, не пытаясь приручить ее, ибо только узколобому и недалекому человеку придет на ум подчинить себе собственную мать. Скайгордцы не воевали и с другими детьми природы – животными; они сходились с ними в честной игре на выживание, где победитель забирает жизненную силу побежденного и благодарит его за это. Это честно. Это правильно. Оттого на территории, принадлежавшей Вольному народу, не осмеливались ступать простые дортонцы – даже искушенных вояк в этой дикой и первобытной местности ждали такие испытания, которых не видывал ни один королевский турнир. Часто бывает так, что скайгордцам в тычках с завоевателями не приходилось обнажать оружие: чужаки, не знающие законов суровой земли, дохли один за другим, а порой и всем скопом.
Смеркалось.
Рейнир огляделся по сторонам: стоило лишь солнечному диску коснуться верхушки деревьев, как тьма в чаще начала густеть. То тут то там средь влажных черных стволов мелькали огни факелов. Собаки рыскали по кустам, возбужденные поисками, но вели себя тихо: покуда они не найдут утерянного следа, лай не поднимут.
Если поторопиться, то возможно удастся отыскать Дарию в какой-нибудь канаве или овраге. Вероятность, что молодая жена, осмелившаяся на побег из Скельдхалла, может быть жива таяла с каждым часом. Эта безмозглая и ослепшая в свой лжевере девчонка не была важна Рейниру, но сохранность ее жизни – гарант союза с Хартом. Иначе все было напрасно.
Нет. Медлить нельзя.
Отозвав Моль тихим протяжным свистом, Кровавый отделился от общей поисковой группы и вместе с волчицей снова перешел реку вброд. Ступая бесшумно, скайгордец прислушивался к звукам, к запахам – такова была охотничья привычка. Коли хочешь выйти из лесу живым, научись сам быть лесом. Дышать миллионами листьев. Смотреть миллионами глаз. Ощущать миллионами рук. Рейнир шел и хладнокровно перебирал мысли одну за другой. В эту пору волки сыты и посвящают свое время любовным песням на звезды – вероятность, что они выследили и растерзали Дарию довольно мала. Медведь наверняка спустился вниз по реке, соблазнившись лососевым нерестом. Возможно, дортонку подняла на клыки самка кабана, особенно агрессивная, когда обзаводится детенышами. Дария могла получить укус змеи размером с мизинец, но яд раздул бы ее тело и убил в течении суток. Но самое худшее, что могло приключиться с беглянкой, это муравьи, прорывающие почву на много метров вниз, делая ее рыхлой. Провалиться туда – значит быть обглоданным до костей в считаные минуты…
Человек и волк шли вдоль бурной реки, когда зверь вдруг остановился и навострил уши, обнюхивая землю и камни возле очередного брода. Еще через мгновение Моль подняла голову и взвыла протяжно. Солнце скрылось, и чаща сделалась черной. Уже близко.
- Ищи!
Человек и волк перешли на бег, кожей ощущая близость своей цели. Рейнир очень не хотел найти труп, но был готов к этому. Был готов и к тому, что добыча окажется живой и предпримет отчаянную попытку ускользнуть. Только бежать некуда. Река впереди делала резкий крюк, переходила в бурлящие пороги меж высоких скал. Перебраться на ту сторону – невозможно. Разве что, ствол дерева, переваливший через пропасть с бушующей рекой на дне…

+2

18

Она очень давно не бывала в лесу.
Строго говоря, Дариа Харт прежде не бывала в лесу вовсе — по крайней мере, по-настоящему; разумеется, она выезжала на охоту, сопровождая свою госпожу, но эти ленивые, шумные, громкие выезды едва ли вообще сильно отличались от обычных придворных развлечений. Прислуга разбивала огромные шелковые шатры, дамы и рыцари пользовались законным случаем возлежать на шелковых подушках, что придавало выездам определенную фривольность, огромные костры пылали, жарилась дичь... были, разумеется, и более ранние, нынче вовсе размытые воспоминания о том, как они с братом несколько раз уходили гулять в окрестности Теплого Очага, и он даже подсаживал ее на нижние ветви деревьев, помогая ей потом залезть все выше и выше, чтобы осмотреть окрестности, и все же... все же, Вдовий лес, это не дикие горные заросли скайгордцев. Там мягкий ковер из мха и опавших листьев, здесь — переплетение корней и камни. Там — воздух, пронизанный в теплые летние дни лучами солнца, пробирающимися сквозь листву, и ослепительно-белый, режущий глаз зимой, здесь же — суровый полумрак и постоянное ощущение того, что за тобой наблюдают. Там — трусливые зайцы, о присутствии которых догадываешься разве что по трясущимся зарослям, да горделивые олени, смотрящие на человека с удивительным равнодушием, здесь...
Впрочем, за два дня, проведенных в лесу, она никого, серьезнее, лисы, парочки ежей или оленихи с неловкими еще, тонконогими оленятами, и не встретила. Она ощущала постоянное присутствие; иногда ей казалось, что стоит только скосить слегка глаз, взглянуть искоса, и она увидит нечто серьезное; в ночной тишине накануне, когда от страха глаза почти не смыкались, она временами была готова поклясться, что слышит, как нечто дышит совсем рядом; но реальную угрозу ей видеть своими глазами так и не довелось.
Это не просто везение. Творец хранил ее, а это значит, что она поступает правильно.
Нога ноет — надсадно, надоедливо; вчерашняя ночь, беспокойная, бессонная, лишила ее сил, и теперь глаза смыкались, но боль, волнами исходящая от ступни, зажатой в обуви, не дает расслабиться.  Хочется разуться, но остатки благоразумия не позволяют этого сделать. Она устраивается — между корней дерева, там, где склон резко обрывается, образуя отвес высотой, быть может, чуть меньше метра. Место, быть может, не самое уютное, но сухое и защищенное от ветра. Ей даже удается наконец-то согреться. Сначала легкое тепло, а затем и жар распространялся постепенно по рукам и ногам, позволяя уставшему телу погрузиться в негу. Она проспит долгие часы, до самого рассвета, позавтракает спокойно, быть может, если солнце согреет воздух, умоется и даже ополоснется в реке, спустившись вновь вниз по течению  и вернувшись на тот берег. Сейчас идея пройти по своим же следам кажется Дарии весьма разумной; но более серьезно она подумает о плане действий завтра — а сейчас, ей просто нужно поспать...
Волк.
Волк воет совсем рядом.
Этот звук вырывает ее из ласковых, теплых объятий непонятного тепла и сна. Нужно бежать. Куда? Откуда? Руки и ноги болят так, что ими едва удается шевелить. То, что прежде казалось приятным жаром, превратилось в тысячу иголок, пронзающих тело. Она поднимается, делает шаг, падает на колени, поднимается вновь; вой повторяется — за ее спиной. Вперед, к реке! Дариа подбирает юбки и, то и дело оглядываясь через плечо, направляется туда, где слышится плеск воды. Она успевает затормозить в последнее мгновение.
Обрыв.
Взгляд вправо, взгляд влево — бревно; от ужаса подкашиваются ноги. Но что ей остается? Она видела подобные фокусы, когда в Скарборо приезжали кадамирские ловкачи. Для них натягивали на высоте канаты, и они не просто ходили туда-обратно (этого было бы вполне достаточно, чтобы поразить воображение Дарии), но и прыгали на них, и делали еще много интересного. Поговаривают, с ними приехали и женщины, но из-за их нарядов, выступали они перед принцем Реем.

А тут — широкая, удобная, почти прямая «дорожка». Пройти. Вдохнуть. Выдохнуть. Пройти.  Целое бревно, не веревка. Она справится. Еще один взгляд — кажется, она различает силуэт животного, стремительно приближающегося к ней во тьме — и первый шаг.

Она проходит почти до середины и уже прикидывает, хватит ли ей сил, чтобы сбросить дерево в реку; да только — вот беда. То, что со стороны выглядело надежным и крепким, оказалось трухлявым насквозь. Это не Дариа теряет равновесие — она держится весьма недурно; это дерево под ней не выдерживает.
Она летит в воду — и даже успевает воззвать к Творцу в мыслях, прежде чем тело с головой погружается в холод.

+1

19

Инстинкт у человека и у волка сработал одновременно, они преследуют невидимую цель. Жертва бежит сломя голову в темной сумрачной чаще, очевидно, не разбирая дороги и одним только чудом ни разу не упав. Ее силуэт мелькает среди черных мокрых древ, ей не уйти. Рейнир уже знает, что это Дария, пусть и не видит отчетливого силуэта, еще немного и он нагонит ее. Скайгордца, как любого хищника, объял задор и жестокая радость от чувства, что добыча уже в его лапах. Роща впереди расступается и фигура беглянки, подобравшей юбки, возникает четко  - насколько это вообще возможно в серых туманных сумерках предгорья. Моль вырывается вперед, Рейнир отзывает ее, чуть не срывая голос, беспокоясь, как бы в пылу охоты волчица не перегрызла девчонке глотку. 
Скайгордец вырывается из тьмы чащи  и видит лоулендерку, неровными шагами преодолевающую путь по толстому стволу поваленного дерева. Внизу шумит бурный поток горной реки. Рейнир замер перед обрывом. Дерево слишком трухлявое, чтобы выдержать двоих человек, оно уже сейчас, под весом тощей Дарии хрустит и трещит…
- Вернись, дура!
Еще шаг и отчаянная попытка девушки сбежать из рук мужа рушится вместе с «мостом» из ствола старого клена, падает вниз. Река проглатывает Дарию, как щука плотву.
«Блядь.»
Рейнир бегает взором по вздыбленной поверхности воды, не веря в то, что жена ускользнула от него в последний момент и умерла так внезапно и глупо. И вдруг видит, как всплывают на поверхность остатки упавшего древа, а затем и Харт. Она жива. Возможно, сломала спину, но еще жива. Значит, надо бороться. Кровавый пустился со всех ног вдоль скалистого ущелья, постоянно кидая взгляд на голову Дарии, исчезающую под водой и выныривающую вновь. Неровный скалистый край обрыва угрожающе скалился необточенными камнями, торчавшими из воды, словно зубы огромного тролля. Впереди показался выступ, подходящий для прыжка. Риск приземлиться головой на камни и размозжить себе череп был велик, Рейнир своими глазами видел такое, когда по молодости вместе с другими мальчишками прыгал со скал в реку. Кровь била в висках, но скайгордец знал четко: либо Дария погибнет с ним, либо без него, либо… Мужчина разогнался, взяв разбег, набрал полные легкие воздуха и прыгнул вниз, вытянувшись в воздухе. Через несколько мгновений тело пронзил иголками холод, мужчина полностью ушел под ледяную воду. Течение закрутило его, не давая всплыть, потом что-то крепко ударило по затылку; изо рта вырвался воздух и тут же ворвалась вода. Рейнир с трудом вырывается на поверхность, плюясь водой, стал крутить головой, ища Дарию. И видит. Не так далеко. Хватает ртом воздух и ныряет, плывет. Выниривает – нет, еще недостаточно. Далеко впереди брызги реки образуют светлую дымку. Обрыв. Скайгордец ныряет, плывет, плывет, выныривает, плывет, протягивает руку, хватает ткань платья. Он хватает барахтающуюся девушку, поворачивается спиной к течению, смотрит вперед: то, что казалось далеко, теперь было совсем близко, и речной поток словно стадо взбесившихся коней, стремился к обрыву все стремительней. Бороться с водой и держать Дарию было трудно, течение рвало и топило обоих, неминуемо приближая к смерти. Рейнир загребает воду одной рукой, другой удерживая Харт, плывет изо всех сил в сторону правого берега, но не успевает. Водопад оглушительно ревет впереди, потоки вспенившейся воды обходят выступающие клыки камней. Скайгордец перестает сопротивляться течению, обхватывает девчонку обеими руками, приготовившись к падению. В последний момент ноги задевают нечто твердое под водой, Кровавый упирается сапогами в камни и останавливается. Ледяная вода врезается в него, обходит, словно волнорез, рвет из рук Дарию. У обрыва берега сужены, ветви низко опущенного дерева совсем близко, Рейнир орет на лоулендерку, приказывает хватать ближайшую корягу, но вода заглушает все. Тогда мужчина обхватывает руку девушки, показывает, где хвататься. Она хватает.
Два человека выползли на берег гордой реки Сильта. Мужчина, тащивший девушку, наконец, выпустил ее, повалился на холодную гальку обессиленный и измученный. Рейнир потрогал свой липкий затылок, посмотрел на ладонь, окрасившуюся кармином. Не хорошо.
Поднял голову, поглядел на Дарию: та не двигалась.
- Харт. Эй!
Усевшись перед ней на колени, скайгордец сложил ладони на груди лоулендерки и принялся давить с одинаковым интервалом, стараясь не переборщить и не поломать ей ребра. Еще раз и еще. Реакции не было. Рейнир зажал веснушчатый нос Дарии, надавил на щеки и прижался ртом к ее разомкнувшимся посиневшим губам, вкачивая в ее легкие свой воздух.

Отредактировано Reynir Blóðøx (25.04.2018 22:56:45)

+1

20

Лучше умереть, чем вернуться.
И ведь Дариа верит в это — искренне, истово; смерть выглядит утешением после всего, что произошло в ее жизни. Думая о матери сейчас, девушка в первую очередь думает теперь о том, а какова была ее судьба — в тоскливом уединении удаленного северного поместья, без друзей и родных, с нелюбимым и нелюбящим супругом? Не были ли ее последние дни окрашены не только тревогой за детей (в любви матери к ним, Дариа не сомневалась ни на мгновение), но и радостью от воссоединения с Творцом и освобождения от тяготящего брака? Не в том ли заключался секрет ее особенно нежных улыбок в те минуты, когда Дари лежала у нее под боком, пытаясь впитать всё — нежный голос, слабый аромат цветов засушенных цветов, что леди Харт насыпала в корсет, биение сердца... расставание было неизбежным, и таким важным казалось сохранить хотя бы воспоминания! То, как матушка склоняла голову над вышивкой, как она улыбалась ободряюще, когда Дари пела, как она по вечерам снимала свой корсет — и цветы рассыпались вокруг нее, одаряя ароматом своим — и тела... вот это было зрелище!
В то мгновение, что отделяет падение от столкновения с ледяной бездной, Дариа видит их — засушенные мелкие цветочки, что падают на пол. Последнее мгновение должно быть приятным.
Но она не умирает. Более того, что действительно странно — ее тело продолжает жить; вопреки вполне оформившемуся, смиренному желанию раза, тело пытается сражаться — с болью, пронзившей и без того продрогшие мышцы из-за ледяной воды, с ее крепкой, стальной почти хваткой. Вода — она со всех сторон, сверху, снизу, лезет в легкие, путает юбки вокруг ног, ударяет по голове хлеще рейнирового кулака... тем не менее, иногда эта же вода — а может жалкие трепыхания Дари — выкидывают ее наверх, и легкие жадно хватают воздух, отплевываются водой...
Собственное тело предало Дарию. Собственное тело перед ужасом смерти забыло о другом ужасе — ужасе деревянного стола, ужасе навалившегося сверху тела, горячего дыхания, бездушного взгляда... оно молодо, это тело, полно сил, и еще не изведало в своей жизни ничего. Оно хочет жить — и бьется, и жадно втягивает воздух, и стремиться наверх (пусть в круговерти воды и не всегда понятно, где верх, а где них). Очередной толчок может оказаться чем угодно — ударом о камни, веткой дерева, просто столкновением с водным потоком, но все оказывается хуже.
Рейнир.

Ее сил еще хватает на слабое сопротивление; впрочем, едва ли он вообще это замечает — поток воды слишком силен даже для него.
Дариа не помнит того, как хватается за ветку, как вылезает на берег, поддерживаемая дикарем — в глазах темнота, как и в сознании. Трясущиеся от боли, холода, усталости руки сдаются мгновенно, и она опадает на землю, даже не попытавшись сражаться. Надо было попытаться, у него, кажется, разбита голова, но...
Она сблевывает мутную воду, закашливается, судорожно втягивает в себя воздух — легкие вспыхивают огнем... дергается, резко — кажется, врезается в его нос лбом. Его руки на груди, и это, это... она вскрикивает сдавленно, отползает назад на локтях.
-Убирайтесь! Оставьте меня! - удивительно, но ее клинок еще при ней; она выставляет его перед собой, неловко держа в левой руке, направив на него — будто бы это может напугать опытного война. Сбоку к ней приближается в прыжке темное пятно, слишком быстро, чтобы сфокусировать на нем зрение.

+2

21

Ну давай. Давай! Живи, черт тебя дери!
Злой и обессиленный, скайгордец исступлённо давит на солнечное сплетение Дарии, что лежала на мелкой гальке и не подавала признаков жизни. Но забывать о ритме нельзя. И о том, чтобы качать ее легкие воздухом – тоже.  Обездвиженное и бездыханное тело вздрагивает вдруг резко, будто кто молнию по жилам пустил.  Рейнир отстранился, машинально утер губы мокрым насквозь рукавом, глядя на то, как лоулендерка извергает речную воду через рот. Минутное облегчение тут же переменилось яростью. Он и представить не мог, что эта девка окажется столь безрассудной и недалекой; теперь он видел в ней не человека, но зверька, отупелого и трусливого, не способного достойно выживать и приспосабливаться к жизни; зверька глухого и слепого, несамостоятельного, слабого, мелкого…
Не успев окончательно прийти в себя, зверек рванулся прочь от Рейнира, стал кричать и, о боги, выставил свой несчастный и единственный коготок. В следующее мгновение серая шкура мелькнула перед глазами, в мокрой сине-зеленой полутьме сверкнули обнаженные клыки. Моль всегда делала так: нападала молниеносно, без единого звука: взявшаяся из неоткуда, волчица бросилась на выставленную с клинком руку Дарии, но промахнулась, ухватила длинный рукав одежды лоулендерки, нещадно стала его драть. Рейнир бросился к ним с запозданием, заревел так, что перебил яростный рык Моли. Вцепившись пальцами в серый мех. Раздался треск ниток. Мужчина стащил волчицу с бьющейся на камнях Дарии.
- Stille, stille, - командовал Кровавый, сидя на корточках рядом с волчицей, все еще сдерживая рукой ее косматую холку.
В зубах у волчицы висел большой лоскут, служившим некогда рукавом платья.
Скайгордец отпустил волчицу и схватил Дарию за руку непоколебимо и властно, оглядел тонкую белую кожу. Мелкие порезы, ссадины, синяки – последствия проделывания бурных порогов реки, но ни следа от зубов Моли. Девчонке несказанно повезло. Она такого не заслуживает.
Рейнир поднялся на ноги, перед этим забрав выбитый из ладони девушки клиночек.
- Мы чуть не погибли из-за тебя, - он посмотрел на нее сверху вниз, неприятно, с отвращением, - Бестолочь.
Моль держалась на некотором расстоянии и безмолвно скалила клыки, нервно дергая верхней губой. Моль держалась на расстоянии одного прыжка.
Он долго смотрел на свою жену, покручивая и поигрывая ее стилетом, казавшимся игрушечной бутафорией в мужской руке. Потом, наконец, заговорил:
- Я выдеру тебя. Ремнем. Сделаю ли я это в своем доме или на виду у всего Скельхалла зависит от тебя, - видя в ее глазах все, кроме понимания, Рейнир прорычал, - Никаких больше выходок. Ты поняла?
Он сделал к ней шаг, поглядел так, чтобы не приходилось повторять своего вопроса и добиться слабого кивка головы. Неприязнь к собственной жене и тотальное разочарование в ней заполнили все нутро, видеть ее не хотелось. Мужчина почувствовал кровь, сочившуюся из затылка, подошел к волчице, насильно отобрал ее «трофей» в виде лоскута от платья Дарии, прополоскал его в воде, выжал как следует, сделал себе быструю перевязку. После направился к Дарии, попутно снимая жилет, одним рявком заставив жену не пятиться от себя, осмотрел ее ногу, рассеченную на голени. Воспользовавшись стилетом, отодрал лоскут от собственной рубахи, проделал все те же манипуляции по перевязке, только на сей раз с конечностью девушки. В ловких движениях его рук не было и намека на заботу.   
На берег шумной горной реки под названием Гюрза опустился вязкий, неприятный, густой туман. Такой густой, что, казалось, его можно накрутить на руку. Стемнело так стремительно, что лес обратился в одну сплошную непроглядную и молчаливую тьму. Стояло лето, но ночи по-прежнему оставались холодными, а после заплыва в горной реке зуб на зуб не попадал даже у Рейнира.   
- Вставай, - скомандовал Рейнир, - На ходу одежка быстрей высохнет. Вставай!
Оценить, насколько далеко река унесла их от Скельдхалла было трудно, но это мало волновало Кровавого. Он знал направление и был вынослив.

+1

22

Его дыхание – яд, отрава, мерзость. Его дыхание врывается в легкие, наполняет их, заставляет их раскрыться вновь, оно вырывает ее из теплого, легкого, светлого – небытия. Это были самые приятные, самые великолепные мгновения ее жизни, лучше, чем тот день, когда сир Томас Дуглас, приглашая ее на дежурный танец, прижался к ее руке на мгновение дольше, чем обычно, и заметил, как новое платье подчеркивает цвет глаз, и в тот день, когда она поняла, что нашла в королеве Арианне не только властительницу, но и подругу…
Дария понимала, что еще мгновение – или, быть может, вечность, это уже не имело значения – и она предстанет перед взором Творца. О, сама мысль об этом дарила ей такие радость и утешение, что она уже ощущала истинное счастье! Его любовь, его доброта, его забота по отношению к тем, кто верил в Него – разве может она мечтать о чем-то большем и быть чего-то большего достойна?
Рейнир забрал у нее семью и друзей, забрал ее невинность, забрал детство и наивную беззаботность, спокойный сон и мечты, забрал ее будущее и ее жизнь. Но он не остановился на этом – теперь Рейнир отнял ее смерть. Неужели, он никогда не остановится?
Впрочем, возможно, его шавка закончит начатое. Со сдавленным криком, Дариа пытается отпихнуть эту тварь, но тяжелые мокрые юбки сковывают движения; ее левая рука болтается, словно бы отдельно от тела, а правой, Дари упирается в шею твари. Надо уловить момент и… быть может, ткнуть ей пальцем в глаз? Вряд ли псина сможет это перенести…
Она уже почти готова рискнуть, но Рейнир оттаскивает свою тварь раньше.
[b]-Мне жаль, что вы чуть не погибли. –[/b] она старается не показывать, насколько ее пугает мерзкая псина. Дария обязательно придумает что-нибудь, чтобы от нее избавиться – раз уж не в ее силах избавиться от ненавистного супруга. Девушка вкладывает весь яд в свой голос; даже глухому стало бы очевидным, что «чуть» - слово лишнее.
В голове крутится подспудно единственный вопрос. Почему он бросился за ней? Очевидно ведь: дело было не в благородстве, коего он был лишен, не в мужестве и не в смелости – Рейнир не мужчина, она это точно знает. Нет, дело было в том, что она, Дария, была нужна ему живой и здоровой; либо у него были какие-то долгосрочные планы, либо он просто боялся Брандона. Дария знала, что брату плевать на него, ведь иначе он не допустил бы этого брата, то, видимо, Рейнир так не считал. Это было козырем в ее рукаве; но как это проверить? Она молча наблюдает за тем, как его руки возятся с перевязкой ее ноги. Та пытала огнем (это он сделал специально, наверняка пережал слишком туго), пока все ее тело тряслось от холода. Но все же, одна мысль…
-Если вы тронете меня хотя бы пальцем, я покончу с собой. – внутри нее зреет опасная, рисковая идея: - Творец простит мою грешную душу, он сочтет правильным, что я не позволю появиться такому дитя. – удар слепой, глупый, безнадежный. Разумеется, нет никакого ребенка; дети не появляются из боли, ненависти и ужаса. Но Рейнир тут, слеп и безумен в своей вере в старых богов. Он может на это купится, а дальше она что-нибудь придумает; ей нужен лишь рычаг давления на это животное.

Отредактировано Daria Harte (26.05.2018 23:29:48)

+1


Вы здесь » DORTON. Dragon Dawn » ИСТОРИИ МИНУВШИХ ЛЕТ » Табу


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно