- Ни в какую, капитан. Дед только с виду развалина, хребты ломает почище наших головорезов. Мы с Питтом от этого зверя еле ноги унесли, матушкой клянусь! А когда мы туда вернулись с наемниками - так его уже не было. И хлам свой колдунский с собой прихватил - никак ждал, что за ним снова явятся, - Клаус Хоффман, один из канониров Левиафана, понуро рассказывал о своем фиаско капитану. Поскольку мужчина был родом из Бергмарка, именно его Анна и послала привезти колдуна к ней. Но затея потерпела неудачу.

    Анна плеснула себе в стакан браги и сделала внушительный глоток, на который способен не каждый мужчина. Вытерев рот, она вперила злобный взгляд в Клауса, который гигантской мышкой притаился перед капитаном, ожидая оплеухи.

    - Напомни мне, Клаус, за что я тебе плачу твою долю добычи? - и тут же, не давая канониру ответить, рявкнула, - За то чтобы ты, твою мать, выполнял поставленные задачи и приказы! А не канючил, как девица на выданье, и не прибегал поджавши хвост, не в силах сладить на пару с Питтом с дряхлым стариком и привезти сюда! И не вздумай при мне еще раз клясться своей матушкой, которая давно лежит в земле. Иначе зарою тебя по соседству с ней, помяни мое слово. Проваливай отсюда, пока я не разозлилась еще больше, - она махнула рукой и тоскливо переглянулась с квартирмейстером, - Что скажешь, Мастер Тхакур?

    Мастер Тхакур, еще не старый, но уже заметно седой кадамирец, был молчалив и вдумчив. И всегда семь раз отмерял, прежде, чем отрезать.

    - Клаус бы сдюжил и один, не будь старик и правда могучим колдуном. Я верю ему, капитан. Если кто и справится с колдуном - то только вы. И лучше будет, если вы прихватите с собой ребят половчее. Не то, чтобы я сомневался в ваших способностях, но и вам, и команде так будет спокойнее.

    Никому даже и в голову не приходило оставить Мастера Харриса умирать. Команда его любила почти как отца родного, и он этого действительно заслуживал. Посему, оставив вместо себя старшим Мастера Тхакура, Анна взяла с собой людей и отправилась к упрямому старцу самостоятельно.

    Достигнув городка Золдер (неподалеку от которого Клаус в прошлый раз отыскал хижину колдуна) аккурат к празднику Осеннего Равноденствия, Анна и ее небольшой отряд из пиратов остановились в небольшом трактире, под окнами которого проходило шумное гуляние. Напившись и наевшись вдоволь, капитан подошла к трактирщику, который то и дело пялился в окно на представление, да протирал один и тот же кубок уже добрых минут пятнадцать. Блестящая серебряная монета со скрежетом "проехалась" по столешнице стойки, за которой стоял рябой трактирщик, а Анна, особо не церемонясь, наклонилась к нему поближе и, понизив голос, настойчиво поинтересовалась:

    - Я слыхала, что в твоей корчме стены с ушами. Не слыхали ли твои стены, где можно отыскать старого колдуна Юргена, который лечит колдовские болезни?

    Трактирщик припрятал монетку и, покашляв, так же негромко ответил:

    - Что-то часто у меня спрашивать про него стали. Но вам я, так и быть, скажу. По ту сторону площади, аккурат за сценой лицедеев, есть аптечная лавка травницы Урсулы. Кому как не сморщенной ведьме знать, в какой пещере нынче сидит старый шаман? В лесу он, как пить дать, прячется. А Урсула знает в лесу каждую яму. Коли не подскажет точно, так поделится, где видала чего необычное. А я - человек простой. Беру на постой людей, да кормлю их за звонкую монету.

    Удовлетворившись ответом, Анна, дав своим знак оставаться на месте, да доедать свою похлебку ( а то, чего доброго, испугают своими рожами бабку-аптекаршу), отправилась из трактира в лавку "сморщенной ведьмы", засмотревшись по дороге на пьеску про скомороха.

Отредактировано Anna Lavey (06.09.2017 03:33:26)

    Пожалуй, если бы Ливе не потащили под локотки прямиком мимо Анны, она бы и не заметила ничего: пьеса давно перестала занимать внимание, а капитан, огибая кучку зевак, направлялась как раз в лавку Урсулы, размышляя по пути, как стоит построить разговор со старой женщиной, которую трактирщик назвал ведьмой. Была ли женщина на самом деле ведьмой? Одному Лукавому это известно. Но "своих" почти всегда можно было почувствовать по взгляду. Если вы хоть раз в жизни слышали от кого-то про людей, которые смотрят "насквозь через тебя", взгляд которых одновременно и тяжел, как все невзгоды этого мира, и завораживающ до той степени, что отвернуться или смотреть куда-то еще не столько "не можется", сколько не хочется или даже страшно - то будьте уверены, вам рассказывали про колдунов.

    Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы сообразить, что двое рослых юнцов вряд ли тащат единственную в их странной компании худенькую девчонку подальше от толпы с благонадежными намерениями. Когда-то давно, когда капитан Лавэй была всего-навсего приемной дочерью капитана Фрэнка Лавэя - ее точно так же, как котенка за шкирку, отволокли подальше, и ее жизнь превратилась в калейдоскоп из унижения. Только никого не оказалось рядом тогда. Но, ведь если задуматься, повернись ее судьба иначе в тот момент - была бы она капитаном? Хватило ли бы в ней стали для того, чтобы им стать? Имеют ли право люди, что ходят под равнодушным небом, вмешиваться в чужие нити судьбы? Вдруг девице уготовано стать жертвой изнасилования для того, чтобы она потом стала кем-то больше? Или для того, чтобы освободила место в ткани мироздания для кого-то еще? Анна не была ни философом, ни фаталистом, но она была в глубине души той самой девчонкой, которую, в свое время, не защитил никто. Поэтому...

    - Далеко собрались, нарядные? Они тебе досаждают? -вторая часть вопроса была адресована уже Ливе.

    Худощавая, но жилистая, с довольно широкими для женщины плечами и рельефными руками, одетая на мужской манер Анна вывернула на пути у троицы, обогнув ставшую довольно редкой толпу справа. Оставив при себе только один кинжал, чтобы белым днем не особенно привлекать к своей сомнительной персоне внимание стражи, капитан Лавэй для взгляда неопытного едва ли выглядела безоговорочно опасно. Но некрасивый шрам на шее и тяжелый взгляд вполне могли заронить в юные головы здравую мысль, что с этой женщиной, пожалуй, связываться не стоит.

Отредактировано Anna Lavey (06.09.2017 03:34:43)

    - Не так быстро, патлатый, -  рука Анны цепко схватила бодро удаляющегося с девицей Ханса. Настолько цепко, что парню пришлось притормозить, - Девчонку отпустил и гуляй себе, пока я тебе уши не оборвала. И не нанизала на нитку, чтобы высушить, - тихо и низко сообщила Лавэй практически у уха паренька, - Два раза повторять не стану, - не очень вежливый, но совершенно безболезненный тычок рукоятью кинжала был призван придать мыслительному процессу скорости.

    - Да чего ты вцепился? Оставь дуру эту, пойдем, - подоспевший Йохан уже успел и кинжал у Анны увидеть, - Мы не хотели дурного. Творцом клянусь... Идем, слышь?

    - Да ты знаешь, кто мой отец?? - не на шутку раззадоренный Ханс выпустил вдруг Ливе и, ведомый уже совершенно другим инстинктом, оттолкнул от себя Анну плечом и принялся закатывать рукава. Убрав, от греха, кинжал обратно, Анна поймала первый же не особенно ловкий, но довольно сильный удар, схватив парня за руки и вывернув их так, что, кажется, у того что-то в костях захрустело. Парень не издал ни звука, только стоически зубы сцепил и свирепым волком уставился на Лавэй. Дружок его, присмирев в сторонке, ввязываться не стал.

    - Ну и кто твой отец? Расскажи-ка мне, - Анна сдавила запястья сильнее, и еще круче их вывернула в стороны, - А я потом его разыщу, и поведаю, как надо ставить удар, чтобы его сосунка за плохое поведение не поколотили девки на рыночной площади, - Анна снова сжала его запастья, и чуть потянула на себя, - Чтобы я тебя больше не видела здесь сегодня, - Лавэй резко отпустила руки Ханса, так, что он отшатнулся назад. Ханс, потирая запястья, которые болели так сильно, словно по ним проехался воз, и бранясь в доступных площадных выражениях, все-таки, последовал совету, и пошел прочь. Йохан, недобро косясь на бандитку (он решил, что Анна именно бандитка и есть - нормальные бабы так себя не ведут и не разговаривают, да и не выглядят, чего уж там), просеменил следом. Проводив взглядом молодцов, Лавэй повернулась к Ливе, которая была все еще тут, поблизости. То ли еще не оправилась от приключения, то ли пока что побоялась отходить от внезапной заступницы - не известно.

    - В следующий раз, может статься, тебе никто не поможет. И вместо двух юнцов будут здоровые вооруженные мужики. Опасность прогулок в одиночестве слишком многие постигают поздно. Где твой дом?

Отредактировано Anna Lavey (06.09.2017 03:36:23)

    - Годе..ливе? Извини, я непривычна к вашим именам, - честно призналась Анна, с некоторой заминкой выговорив имя девочки, и воровато оглядываясь по сторонам, словно они только что не хулиганов прогнали, а прирезали кого-то среди бела дня, - Можешь называть меня Анна, - немного неохотно ответила Лавэй, будто ее имя было чем-то особенным, чем она не привыкла делиться столь непринужденно и просто, - Что ж, тебе придется показать мне, где твой замок. Не для того я отодрала за уши этого долговязого, чтобы он подкараулил тебя снова, в надежде отыграться.

    Как и надеялась Ливе, Анна даже не подумала, что она может быть дочерью хозяев замка. Возможно, дочь кухарки, или белошвейки. Замковая прислуга всегда выглядела чисто и аккуратно, во всяком случае, так было и в Суфолке. И Анна каждый раз завидовала этим детям, желая хотя бы на день оказаться на их месте, чтобы быть хоть немного ближе к отцу, который и знать ее не хотел, как говорила мать. Сейчас, спустя столько лет, Лавэй все еще не понимала, как такой милостивый и благородный человек (именно так о нем и отзывались практически все), как граф Бристол, мог быть к слугам теплее, чем к собственной дочери. Еще более непонятно стало со временем то, что мать не солгала об отце. Отец Анны не оказался внезапно моряком или путешественником, или гвардейцем Его Светлости графа, героически погибшим во время одного из нападений пиратов. Отцом Анны был именно граф. Граф, в жизни которого для Анны нет и минуты свободного времени.

    - Я доведу тебя до замка. Но прежде тебе придется дойти со мной до аптечной лавки. Идем, мне нужно заглянуть к старухе Урсуле, а потом пойдем к замку, - Анна кивнула головой в сторону сцены. Убивать время, провожая девчонку до замка, да потом возвращаться, да потом идти в лес и заглядывать в каждое дупло Лавэй не собиралась, затея искать колдуна в лесу и так выглядела слишком сомнительной. Но дело, сделанное наполовину - это такая же пустая трата времени, поэтому оставлять девицу заново наедине со случайностями она бы и не подумала. "Мы в ответе за тех, за кого вступились", - частенько говаривал папа Фрэнк, и Анна каждый раз с некою долей вины принимала это и на свой счет. Будучи пиратом, сложно не растерять свою человечность. Один хороший поступок не смоет тысячи дурных. Но, хотя бы, не даст душе сгнить под корень, несмотря на то, что вера в человечество сгнила уже давно.

    - Идем, тебе нечего меня бояться, - сказала Анна, будто Ливе могла внезапно передумать и дать стрекача подальше отсюда.

Отредактировано Anna Lavey (06.09.2017 03:40:26)

    "Слона-то я и не приметила", - подумала Анна, проследив взглядом за рукой своей новой знакомой. Действительно, замок  возвышался над городком и располагался так, что был виден почти из каждого закоулка. То ли утренний туман, то ли излишняя озабоченность миссией не дали Лавэй обнаружить его раньше. Шум ярмарки отбивал у Анны начисто все желание разговаривать, поэтому до лавки Урсулы они шли молча. Строгое лицо капитана было отрешенным, словно бы она обдумывала нечто важное и, без сомнения, тяготившее ее все это время. Впрочем, так оно и было.

    - Я ищу одного... человека, - на вопрос Ливе Анна ответила не сразу, - А старуха, которая держит эту лавку, может знать, как его найти.

    Могла ли Ливе знать, где искать колдуна? Вряд ли. Если даже трактирщик отправил Анну к аптекарше за ответами на ее вопросы, то что уж говорить о дочке прислуги из замка. Открывшаяся со скрипом дверь задела колокольчик, который был подвешен на крючок прямо над дверным косяком. Тонкий и мелодичный медный звон заполнил собой на удивление тихое (несмотря на шум с площади) пространство лавки. В помещении было гораздо темнее, чем в трактире: хозяйка явно экономила на свечах и масле, а через окна свет практически не пробивался - слишком много высушенных трав и кореньев висело прямо перед ними. Даже человеку, далекому от мира колдовства, запросто могло показаться, что здесь царит что-то ведьминское: кругом была расслабляющая тишина, мягкий теплый полумрак, пряный и чуть горьковатый запах трав, развешанная по стенам и под потолком всякая всячина - птичьи кости и перья, сплетенные из веревок сети, наподобие рыболовных, только с камушками и обилием узелков, на полках - стеклянные баночки-скляночки, глиняная посуда и всякие диковинные мелочи, о назначении которых даже догадаться было сложно. У самой дальней стены было некое подобие прилавка, на котором стояло чучело вороны и грозно смотрело на гостей каким-то слишком уж осмысленным для чучела взглядом. Анна даже мысленно похвалила работу таксидермиста: ворона выглядела точно как живая.

    Но хозяйки нигде не было ни видно, ни слышно.

    - Кхем. Есть тут кто? - чуть более громко, чем было бы достаточно для обычного разговора, спросила Анна у пустоты. Пустота отозвалась шебуршанием за прилавком, хотя Лавэй могла поклясться, что буквально минуту назад никаких шорохов или других звуков, которые издают живые люди, не слышала.

    - Конечно, есть. Я хоть и стара, но еще не выжила из ума, чтобы оставлять мою лавку не запертой без присмотра, - ответила выглянувшая из-за прилавка сухонькая миниатюрная старушка, и если бы не все эти морщины, которые были хорошо видны даже в полумраке, и старческий голос, то ее можно было спокойно принять за ровесницу Ливе - такая она была тоненькая и даже изящная.

    - Мир дому сему, - сказала Анна, припомнив урок матери, которая частенько говорила, что со "своими" нужно здороваться именно так, - Вы и есть Урсула? - не то, чтобы она в этом хоть сколько-нибудь сомневалась, но, сказать по правде, Анна, чуть сбитая с толку внезапным появлением хозяйки лавки, едва не позабыла, как собиралась начать свой разговор.

    - Что ж, и вам мира. Да, вы угадали, я и есть бабушка Урсула, - старушка ненавязчиво, но вполне ясно дала понять, как именно нужно ее называть, - Чем я могу помочь?

    - Я ищу старца Юргена. Мне послали к вам, - Лавэй ненадолго замолчала, соображая, стоит ли пояснить, зачем ей мог потребоваться старый колдун, - Важный для меня человек умирает. И старец Юрген - это наш последний шанс.

    - Не ваши ли люди приезжали сюда в начале месяца?  - опасно прищурив глаза, спросила Урсула, - Ваши, знаю наперед. И только потому я тебе ничего не скажу, потому что вы - разбойники и вероломные твари. Убирайся из моей лавки, пока я не позвала стражу.

Отредактировано Anna Lavey (06.09.2017 03:43:09)

    Насилу проглотив подступившую к глотке ярость, Анна встала рядом с Ливе, и махнула ей рукой, чтобы девочка посторонилась и отошла чуть назад. Нет, нападать на старуху она пока что не собиралась. Но кто знает, не соберется ли напасть старуха, поняв, что просто так капитана Лавэй никто никуда не выставит. Особенно самонадеянная старая карга. Громко водрузив ладони на стойку, Анна буквально нависла над бабкой, вперив в нее недобрый взгляд.

    - Опрометчивая какая грубость. Тем более, если ты догадываешься, кто я такая. А такие, как я, когда что задумают, не останавливаются ни перед чем, чтобы получить желаемое. Предлагаю еще раз подумать, прежде чем давать мне безоговорочный повод сжечь твою лавку и тебя  с ней заодно, бабушка Урсула, - слово "бабушка", произнесенное сейчас Анной, звучало едва ли не как мерзкое ругательство, - Если скажешь, где искать старика - я уйду, не потревожив никого. От Юргена мне не нужно ничего, кроме помощи. А если будешь шуметь и упрямиться... - капитан неожиданно замолкла, а её рука резко взметнулась в сторону и обхватила шею чучела-вороны, которая стояла на стойке чуть поодаль, - останешься без своего фамилиара, ведьма. Это ведь не просто твой выкормыш. Это твои глаза. Старой слепой ведьме, вероятно, придется тяжко без того-кто-смотрит, верно ведь? Я сразу поняла, что к чему, как только подошла поближе. Даже не пытайся блефовать сейчас.

    Старуха злобно осклабилась и повернула голову к Ливе.

    - Так-то, девочка. Подруга, говоришь? А знала ли ты, что та, кого ты зовешь подругой, мало того, что заправляет сворой разбойников, так еще и ведьма? Нет? Так-то, - бабка  сипло рассмеялась и снова повернула голову к Анне, - Тот, кто тебя учил - был опытен и хитер. Моя ему похвала. Разглядеть фамилиара в чучеле нынче может не каждый. Что ж... я расскажу. Но за плату. На крови мне поклянись, что раздобудешь для меня у Юргена двухсотлетнюю мандрагору. Иначе - не скажу ничего.

    - А в том ли ты сейчас положении, чтобы диктовать мне условия? - не убирая руки от вороны, тихо, но злобно проговорила Лавэй.

    - Выбирай сама: шум и кровь в центре городка, стража, да кандалы. Или плата. Готова поспорить, что твоя малолетняя подружка мигом забудет, что ты ей помогла, и сдаст тебя с потрохами. Иначе ей снова достанется, - старуха смотрела в пустоту перед собой устрашающими бельмами - видимо, живые человеческие глаза были до поры лишь иллюзией, умело сплетенной для отвода глаз.

    - Однако, - невесело усмехнулась Анна в ответ, - Обокрасть чужими руками того, кого только что выгораживала. В вероломстве ты бы дала мне фору, старуха. Что еще за двухсотлетняя мандрагора?

    - Редчайший корень, выглядит как обычный корень мандрагоры. Только этот - кроваво-красного цвета. У Юргена остался один, и он мне нужен.

Отредактировано Anna Lavey (06.09.2017 03:38:56)

    Старуха заставила Анну на крови поклясться, что та раздобудет ей красную мандрагору. Про этот корень капитан, даже будучи ведьмой, слышала если не впервые — то, по крайней мере, не придавала этому знанию сколько-нибудь значения. Про обычную мандрагору, не двухсотлетнюю, Анна вообще слышала мало и, как ей казалось, сплошные небылицы: во-первых, по слухам, корень мандрагоры можно было выкопать там, куда пролилось семя и испражнения казненных через повешение; во-вторых, Лавэй слышала от девиц в борделе, что мандрагору заваривают, чтобы предотвратить беременность или избавиться от нежелательного плода. Первое было похоже на бабкины сказки (с чего бы растению выбирать, где ему расти? Ведь почти везде, куда ступала нога человека, наверняка кто-то да успел хоть раз помочиться), а второе - на вранье: то упорство, с которым брюхатели шлюхи в "Хвосте" даже после отвара из корня мандрагоры было ошеломляющим. В любом случае, по мнению Анны, в этом деле никто ничего лучше простой ложки еще не придумал. Но когда капитан клялась на крови, что принесет бабке корень, — что-то в ее разуме, который привык сметать на ходу, подсчитывать, рассчитывать, прикидывать выгоду, — что-то не комфортно заерзало и пару раз перевернулось. Лавэй не недооценивала клятвы, и всегда старалась давать их с большой осторожностью, а тут — клятва на крови. Что же это за драгоценный корень?

    Когда Анна и Ливе вышли из лачужки аптекарши, капитан уже вовсю размышляла о том, как бы побольше разузнать про этот корень, прежде чем безропотно отдавать его престарелой ведунье. Размышления ее прервала девочка. Анну не столько удивила чистосердечная благодарность, с которой Ливе до сих пор и смотрела, и говорила, сколько ее желание верить в то, что Анна, волею судеб оказавшаяся ее "спасителем" — в действительности человек достойный. Было время, когда Анна тоже думала, что есть хорошие люди, и плохие. А если хороший человек совершает плохой поступок, то это значит, что он был вынужден защищаться. А потом случилась жизнь, настоящая, возмутительная в своей нагой беспощадности, отрезвляющая. И все окрасилось серым.

    — Я знала одного пирата, который был честнее и благороднее доброй половины этого города. Пираты убили мою мать и пираты же, только другие, вырастили меня и заботились обо мне. В глазах многих все они, и те, и другие — разбойники. А в моих глазах они были семьей, — не успела капитан продолжить свою мысль о том, что все в подлунном мире относительно, и что свобода и благо для одного кончаются ровно там же, где начинается свобода и благо для другого, как к ним привязалась стража. Чего-чего, а стражи здесь точно не хватало. Точнее, потасовки со стражниками, к которой Анна уже мысленно готовилась.

Отредактировано Anna Lavey (06.09.2017 00:00:41)

[indent] Капитан хотела было огрызнуться на столь не вовремя подвернувшегося под руку дамского угодника, но в последний момент решила попридержать коней, и отвадить повесу по-хорошему.
[indent] — В другой раз, служивый. Нам сейчас не до ярмарки, — беззлобно, но решительно поведала Анна Гансу, — Бабушка Урсула попросила принести ей трав из лесу для новых настоек. Ей самой нынче тяжело. Посему — дела не ждут. Ливе, идем, — Анна обернулась к девочке и кивнула ей в сторону переулков, — Поторопимся. Хорошо бы до темноты успеть.
[indent] — Хорошо бы, — согласился с Анной второй стражник, которого звали Ян, и прищурился недоверчиво, — Да только лес-то в другой стороне, не в той, куда вы торопитесь. Неуж не местные?
[indent] — Погоди-ка, Ян... — Ганс подошел поближе и нахмурился, вглядываясь в черты лица "сестрицы", — Как она тебя назвала? Ливе? Ян! Да это же наша беглянка! Падчерица лорда Оральфа! Леди Годеливе! Она вам ничего дурного не сделала? — спросил Ганс у девочки, затем протянул руку и цепко ухватил Анну за предплечье, — А ну, девка, стой! Признавайся, что тебе надо от леди Зевенберга? Никак, выкуп хотела выторговать?
[indent] — Что? Какая еще... — Анна удивленно глянула на свою спутницу, — Руки от меня прочь! — капитан дернула рукой, пытаясь высвободиться, — Не то переломаю, — она снова дернулась, отвлекая внимание, и выхватила левой, свободной рукой, свой кинжал из ножен. Левой рукой она владела в бою ничуть не хуже, чем правой: на арене у Нишапура чаще всего ей приходилось сражаться двумя аракхами или короткими мечами-дуалами.
[indent] — Ишь ты, боевая какая. Надо вести их в замок. Лорд Оральф разберется, что делать со злодейкой, — ухмыльнулся Ян, становясь, тем временем, прямо перед Ливе.
[indent] — Верно. А ну, идем, — Ганс тряхнул Анну, — И лучше тебе, красавица, не брыкаться, а то зашибу, — стражник еще крепче вцепился Лавэй в руку и потащил в сторону дороги к замку. Анна резко рванулась, поднесла лезвие к горлу Ганса, едва коснувшись им кожи.
[indent] — Отпусти, я говорю. Девочка повстречалась мне случайно на ярмарке, а потом сама пошла со мной. Если надо — я пойду с вами и расскажу об этом твоему лорду, но тащить меня не смей, — на удивление спокойно проговорила Лавэй, бросив мимолетный взгляд на напарника Ганса, который дернулся было в их сторону.

Отредактировано Anna Lavey (11.09.2017 20:25:10)

[indent]Сказать, что Лавэй была удивлена — не сказать ничего. Мало того, что девчонка и впрямь оказалась местной леди, так еще и заступаться за нее стала, словно они и впрямь были сестрицы, не меньше. Нож она убрала, и отступила в сторону, молча наблюдая за тем, как Ливе уводят стражники. На благодарность и извинения она как-то рассеянно кивнула, осмысляя происходящее. Нож, пожалуй, и правда оказался не самым дальновидным решением, но импульсивная злоба оказалась сильнее разума. Однако, все закончилось более-менее благополучно именно благодаря Ливе, а в том, что девочка никому не расскажет о женщине, которую воспитывали пираты (не надо быть семи пядей во лбу, чтобы сделать из этого факта правильный вывод) — капитан не сомневалась. Девочка была какая-то слишком земная для леди. Живая, простая, не чванливая и не жеманная. Честная. Анна всегда себе представляла дворянских дочерей совершенно иначе. Вернувшись в таверну к своим парням, Лавэй изложила суть дела.

[indent]— ... взамен я пообещала старухе выкрасть у Юргена корень двухсотлетней мандрагоры. Обещания, скрепленные кровью нарушать... против правил. Но, прежде чем воровать у старца, чьи услуги нам нужны до зарезу, я хочу знать, что это за корень и почему он такой особенный. Кто-то из вас слышал про такой? Клаус?

[indent]Канонир, которого Анна, несмотря на его прошлую неудачу, все-таки, взяла с собой, как лучшего знатока этих мест, задумался, соображая, как ему лучше ответить, чтобы не рассердить капитана.

[indent]— Не знаю, капитан, правду ли вам сказала старая ведьма. Но двухсотлетняя мандрагора — это выдумка. Помню, я еще совсем мальчишкой был, когда бабка мне рассказывала, будто дикари лечили отваром этого корня хворых драконов. Дескать, дракон — тварь волшебная, и вылечить его можно только волшебным снадобьем. Но всем известно, что драконы и дикари, летающие на них верхом — это все бабкины сказки. Поэтому, я думаю, что и корня этого не существует.

[indent]Капитан нахмурилась. Принеси то не знаю что. Но вряд ли старая ведунья стала бы скреплять сделку кровью, если бы "платы" за ее услугу попросту не существовало в природе. Только если бабка, все-таки, не выжила из ума. Но Лавэй, вопреки увещеваниям Клауса, больше склонялась к тому, что ведьма знала, о чем просит. И у Юргена, кажется, и впрямь было то, чем "лечили драконов". В одном Клаус был прав — из книг Лавэй запомнила, что драконы — магические твари, а это значит, что и хвори у них могли быть только магические. Если эта мандрагора была панацеей от магических болезней — то к Лукавому и Юргена, и бабку с этими обещаниями.

[indent]— Все вместе в лес не пойдем, сперва иду я с Клаусом, Питтом и Бреннаном. Если не вернемся к полуночи — остальные идут следом. Я буду оставлять зарубки на деревьях, чтобы вы знали, куда надо идти. Ни с кем не конфликтовать, на разборки не нарываться, ни капли в рот, пока с этим не будет покончено. Сперва — дело, а потом — всё остальное.

Отредактировано Anna Lavey (21.09.2017 20:57:42)

[indent]— Недоброе это место, нутром чую, духи тут непокойные, вон ветер как поднялся, хоть и лес со всех сторон. Говаривают, что холод с ветром подымаются, когда мертвые души потревоженные рядом бродют, — отозвался из-за спины Клауса Боб, коренастый матрос из команды Анны, который отличался суеверностью и осторожностью, но, даже несмотря на это, сам вызвался сопровождать Анну первым, потому что считал себя большим должником мастера Харриса, который когда-то спас ему жизнь, вступившись за него в бесчестной драке.

[indent]— Да твое нутро на каждый чих примету помнит, старина, не заводи снова эту свою песню, оскомину уже набила, — огрызнулся Клаус и, осмотревшись, присвистнул, — Путает нас хитрожопый колдун, да и все дела. Мороку наводит, капитан. Не было тут этой развилки, матушкой клянусь! Была тропа, что уводила вниз, к ручью. За ручьем — поляна, про которую вам бабка сказывала.

[indent]— Матушка твоя в гробу, верно, устала вертеться, сколько раз ты ее костями брехню свою выгораживал. Так и скажи: заплутали! — сердито сплюнул на мягкую, мшистую почву под ногами Питт, — Потемнело-то как, капитан. Авось, и до полночи недалеко, как бы наши шороху не подняли...

[indent]— Как бы не перепились на радостях, что в лес тащиться на надо. Сидят, яйца в трактире греют, — крякнул  Клаус, и потер озябшие руки, — Эх, доброго рому бы... Я бы мигом тогда путь нашел. Капитан, может, костер развести? Сверюсь заодно по компасу.

[indent]— Рано еще для стоянки, — хмуро ответила Анна, подходя к очередному дереву, кажущемуся таким, словно точь-в-точь такое они уже обходили, а то и не раз... Рука потянулась к рыхлой коре — хвать! — А дерева и нет, пальцы прошли насквозь, точно и не было там никакого дерева... Очевидно, Клаусу это дерево точно так же, как и Анне, не понравилось, и он пошел за ней следом, и тоже вытянул руку, чтобы удостовериться...

[indent]— Оба-на! А я ведь говорил! Морок это! Как есть морок! — на радостях, что не завел по дурной памяти капитана и братьев по оружию Лукавый знает куда, канонир рассмеялся.

[indent]— Вот оно что, — злобно прошипела Лавэй, которой каждая бесцельно спущенная на блуждания впотьмах минута была дорога, — Парни, идем за мной, вон в те заросли...

[indent]И заросли растворились. А там и правда была тропа, уводящая вниз, к ручью, а у ручья — поляна. А на поляне — лачуга с закрытыми ставнями. Усилившийся ветер заставлял трепетать и перешептываться листву, покрываться мурашками кожу. Анна не торопилась ломиться к лачужке, она встала шагах в тридцати от сбитой из разномастных досок дверцы и вытянула руку вбок, чтобы никто из отряда не ломился с саблей наголо в двери к колдуну вперед нее. Капитан осмотрелась по сторонам, прислушалась, и, наконец, крикнула громко, чтоб старый колдун, притаившийся в своем захудалом убежище, точно ее услышал:

[indent]— Юрген! Выйдешь по доброй воле поговорить — мы тебя не тронем. Нам нужна твоя помощь. И мы за нее хорошо заплатим.