Время. Пожалуй, это одно из немногих земных благ, которое дается каждому. Пусть кому-то в большей, кому-то в меньшей степени, но все же, независимо от титулов, наличия земельных наделов или доброй репутации. Правда, оно скоротечно, настолько, что не успеваешь оглянуться, или, напротив, сопоставимо с вечностью. Время, которое ограниченно, и никак нельзя его восполнить. А если оно утекло сквозь пальцы как вода, его уж не воротишь, будь на то, даже королевская воля. Хотя об этом редко кто задумывается, и уж тем более, почти никто не придает значения тому, расходуется ли оно с пользой или впустую. В отличие от Арианны Ричмонд. Женщины, чье сердце переполняли целая буря самых разных смешанных эмоций, а так же одновременно зияющая черная дыра безразличия, из-за того, что она вынуждена была сидеть взаперти и в томлении, наблюдая за тем, как дни сменяют ночи, и, наоборот, в то время, как то самое благо девается в никуда. Впрочем, для подобных дум и терзаний королеве ее супругом были созданы все условия: единение, замкнутое пространство и стража у королевских покоев. Не то, что бы женщину когда-либо трогали подобные философские вопросы бренности бытия, скорее, причиной сего негодования являлась безысходность, а еще собственная беспомощность, над которой не властна была корона, украшающая ее белокурую голову. Беспомощность, что не давала смириться. Смириться с положением узницы, вынужденной по велению венценосного супруга коротать время в четырех стенах своей опочивальни. Ограниченная в чьем либо обществе, и уж тем более лишенная возможности находиться рядом с ребенком. Со своим маленьким сыном. Ее Альфредом, образ которого стоял перед глазами с той самой злополучной ночи на кою выпала свадьбы в Раушире и связанные с ней события, навечно застрявшие в памяти. Образ, что заставлял забыть обо всем остальном. Тот, ради которого она в свете одних лишь звезд, не задумываясь, отважилась на побег. Тот, в мыслях о ком женщина, даже не позаботившись о сопровождающих, поднялась на борт пиратского судна, и готова была в одиночку преодолеть любое расстояние, не нагони ее в порту Кардамира рыцари королевской гвардии. Женщина, что приняла бы любое наказание от короля, представ перед ним возвращенной беглянкой. Но только не то, что уготовил ей супруг, выбравший самое суровое и изощренное. Разве по-другому можно было охарактеризовать это заточение? Да и можно ли было придумать что-то более мучительное и жестокое для матери, потерявшей только-только начавшую зарождаться под ее сердцем жизнь, чем лишить возможности поцеловать, обнять или хотя бы одним глазком увидеть свое дитя? Воочию убедиться, что с ним все в порядке. Что он жив, здоров, и проклятье сумасшедшей ведьмы его не коснулась. Такая дорогая плата за своеволие была не справедлива. А одна только мысль, что ее Величество вынуждена терять драгоценные минуты, вместо того, чтоб проводить время с сыном, обнимать маленького принца – свою плоть и кровь, страх за которого подтолкнул к таким решительным мерам как побег, приводила ее в ярость своей тяжестью. В надежде привлечь внимание супруга Арианна отказывалась от еды и воды, крушила все, что попадалось на глаза, устраивала истерики, рассчитывая как-то повлиять на его Величество, только все тщетно. Стефан был не приклонен. И не изменил своего решения, ни через день, ни через два, заставляя супругу пожинать плоды своего поступка, и наказывая подобным образом королеву за своевольный нрав.
Нельзя сказать, что ему удалось своими приказами вразумить и склонить Арианну к покладистости и послушанию. Хотя, ради того, чтоб выйти из башни, что для нее в тот момент ничем не отличалась от темницы, и увидеть ребенка, женщина готова была пойти и на это, только отъезд короля избавил от подобной необходимости. Благодаря верным ей людям, коих было достаточно, и не без помощи Фреи, конечно же, королева все же нашла способ покидать, ставшие в последнее время ненавистными, собственные покои, и видеться с маленьким принцем. Не совсем беспрепятственно, и не так часто, как ей бы того хотелось, но даже такой малости дортонская правительница, прибывающая в несоответствующем этому титулу положении, была рада. Рада, не смотря на то, как сильно была зла на супруга, который не смог понять ее боль, обвинил в том, что по собственной вине Ари потеряла их народившееся дитя, вместо того, чтоб как-то облегчить страдания и горечь утраты супруге. И обида, она тоже переполняла без того раненное сердце королевы. Обида за то, что Альфред, был вверен той, кому женщина никогда бы не позволила по собственной воле приближаться к их со Стефаном сыну, фаворитке ее венценосного супруга, мысль о которой заставляла Ариану Ричмонд моментально вспыхивать ярким пламенем. Не в меньшей мере выводили из себя и разговоры слуг, которые доходили до ее Величества, не смотря на ее затруднительное положение. В них то и дело шла речь об отъезде короля в Мильстоун, где находился Натаниэль, и о драконе, прилетевшем туда… Вероятность того, что с венценосным супругом и любимым отцом может что-то случиться, сводила сума и заставляла злиться еще больше. Стефан, что обвинял ее Величество в безрассудстве, сам поступал не лучше. Он рисковал жизнью и подвергал опасности не только себя, но и Арианну. Королеву, которая в одночасье может оказаться вдовой, сиротой, к тому же с сыном на руках и посреди смуты, где найдутся желающие, коих будет много, урвать как можно больше от лакомого куска, и которые не станут даже оплакивать своего монарха, занятые переделом власти. Чем больше Ари об этом думала, тем сильнее приходила в ярость. Еще больше от своей безысходности. От того, что теперь, помимо ограничений во встречах с сыном, свободном передвижении по замку, и связи с внешним миром, добавилось еще одно ущемление – в информации, обрекающее женщину терзаться в догадках все ли в порядке с его Величеством. Новости приходилось получать урывками, слушая перешептывания слуг, что-то узнавая у золовки, которая была ей ближе, чем родная сестра, если бы таковая имелась, но даже с Фреей, в силу своего заточения было не так легко увидеться. Находясь в неведении, получили ли вести от короля, добрые они, или напротив, ее Величество маялась, не зная, куда себя деть. Ведь Арианна сознавала, что сколь бы они не ссорились, каких бы вещей друг другу не наговорили, и в каких бы бедах друг друга не обвиняли, женщине была не безразлична судьба ее венценосного супруга, хоть Ричмонд и не собиралась в этом признаваться.
День, в который до женщины донеслось «пение птиц» о возвращении Стефана, в некотором роде положил конец изводившим Ари думам. И пока в замке все в спешном порядке ожидали своего правителя: в суматохе сновали туда-сюда, кашеварили на кухне его любимые яства, подготавливали ванну, передвигали какие-то сундуки, королева, по уже налаженной схеме покинула стены, спальни, что вот уже месяц служили ее тюремной камерой, но на этот раз вовсе не для того, чтоб увидеться с сыном. У Ее Величества были другие замыслы, которые рискуют, в очередной раз, прийти не по вкусу ее драгоценному супругу.
Отредактировано Arianna Richmond (20.04.2018 23:21:24)